Пара молодых женщин захихикала. Они что, раньше не видели голых ног? Эй, привет, я из страны Муми-троллей. Муми-тролли тоже ходят босиком.
I’m only happy when it rains[1].
Голос солистки группы «Garbage» Ширли Мэнсон тек из наушников, утверждая: она слушает лишь грустные песни, ее утешение – черная ночь, она любит плохие новости. Солнце светило с абсолютно безоблачного неба. 28-градусная жара гнала пот по спине Белоснежки. Руки и ноги были влажными. Если лизнуть тыльную сторону ладони, почувствуется соленый привкус. Казалось, что каждый ремешок сандалий причиняет дискомфорт. Ступни и пальцы жаждут свободы.
Белоснежка сняла обувь, поставила ногу на каменную плиту, на которой сидела, и пошевелила пальцами. Группа японских туристов уставилась на нее. Пара молодых женщин захихикала. Они что, раньше не видели голых ног? Эй, привет, я из страны Муми-троллей. Муми-тролли тоже ходят босиком.
Дождя не было. Не было уже пятый день.
Я счастлива, только когда идет дождь. Белоснежка не могла пропеть эту строчку вслед за Ширли, ведь она стала бы ложью. Солнце светило, и она была счастлива. Она не желала, чтобы все было сложно. Она не чувствовала удовольствия, когда все идет не так. Ширли может омрачить настроение. Белоснежка выключила музыку и дала туристическому гулу овладеть ее слухом.
Итальянский, испанский, английский, немецкий, французский, японский, русский… В этой смеси языков трудно выделить отдельные слова, не говоря уже о предложениях. Это даже хорошо, потому что не надо сосредотачиваться на пустяках, на разговорах, повторяющих одну и ту же банальщину. Даже сейчас Белоснежка очень хорошо знала, о чем твердит бо́льшая часть этих людей.
Какой вид!
И это было правдой. И не поспоришь. Шикарный вид на Прагу. Красные черепичные крыши, кроны деревьев, шпили церквей, мосты, сверкающая на солнце река Влтава. Город, при взгляде на который у Белоснежки захватывало дух. За пять дней она еще не привыкла к этому виду. Каждый день забиралась на какое-нибудь высокое место, чтобы понаблюдать за городом и почувствовать необъяснимое счастье.
Возможно, это счастье свободы, оторванности от всего и одиночества. Белоснежка была здесь полностью сама по себе. Никому ничего не должна. Никто не кричит ей вслед, не выспрашивает ее планы. У нее нет обязанностей. О дальнейшей учебе и летней работе она подумает, когда вернется в Финляндию. Сейчас же есть только она, изнуряющая жара и город, насквозь пропитанный историей.
16 июня. От тура в Прагу осталась еще неделя; после Белоснежке надо будет вернуться в Финляндию, чтобы традиционно провести Иванов день[2] с родней отца на архипелаге Турку. Она не могла отказаться, потому что отец абсолютно точно решил: конечно же, она не против. А разве у нее может происходить что-то еще? Дача, снятая с приятелями? Особенные планы с особенным человеком?
Нет, ничего. С наибольшей радостью Белоснежка провела бы Иванов день в своей квартирке, одна, слушая тишину. Ей совсем не хотелось веселых застольных песен и молодой картошки с селедкой. Она не сможет примерить на себя роль добросовестной ученицы, улыбаться, вести разговоры из вежливости, отвечать на вопросы о неопределенном будущем или молодом человеке и крепко обниматься с дядюшками, которые ей даже не биологическая родня.
Но она все же понимала, что отец очень хочет, чтобы она поехала. Как и мать. Прошло где-то три с половиной месяца с тех пор, как она лежала в больнице. Ей выстрелили в бедро, но, к счастью, пуля лишь оцарапала кожу. Намного хуже было обморожение, которое Белоснежка получила, лежа в снегу. Она впуталась в дела, связанные с наркотиками, чтобы прояснить, чем занимался отец ее однокурсницы Элизы и что за окровавленные деньги лежали у него во дворе в пакете. Продажный полицейский, в конце концов, привел ее на элитную вечеринку к Белому Медведю. Так она узнала, что Белый Медведь на самом деле – две женщины, абсолютные близнецы. Белоснежка была вынуждена бежать, потому что Борис Соколов, наймит Белого Медведя, узнал ее и бросился в погоню.
На основании показаний Белоснежки и Борис Соколов, и отец Элизы оказались за решеткой, но Белого Медведя никто не смог поймать. Так что после событий начала марта Белоснежка решила, что с этого момента она ни при каких обстоятельствах ни во что не впутается. Ее преследовали, она чуть не замерзла, в нее стреляли… Спасибо, этого достаточно. Больше никакой крови. Никакого экстрима и бега по снегу и льду в скользких армейских ботинках.
Отец и мать хотели, чтобы Белоснежка какое-то время пожила дома в Риихимяки. Они даже хотели расторгнуть договор об аренде ее квартирки в Тампере, но на это она не согласилась. Белоснежка всю весну разносила газеты, чтобы оплатить часть арендной платы, и на этом основании попросила родителей оставить квартиру снятой и пустой «на всякий случай». Первые недели ей было трудно представить, что она может бывать в своей квартиренке лишь набегами. Но Белоснежка довольствовалась и этим, и ездила в лицей в Тампере на поезде. Потихоньку она снова начала ночевать в своей однушке в районе Таммела, незаметно перевозить туда вещи и, наконец, в мае объявила: с этих пор дом в Риихимяки для нее – лишь место, куда она будет приезжать в гости. И точка. Родители ничего не смогли на это сказать. Как они могут удержать ее, совершеннолетнюю девушку? Белоснежка могла платить за квартиру с отложенных денег и с небольшой стипендии.