Днем под солнцем полянка была похожа на тихое круглое озеро с густой зеленой водой. А сейчас, при лунном свете, трава потемнела, как вода в омуте, и поэтому ослепительнее сияла белизна берез.
Тоненькие стволы их замыкали поляну в просторный круг. Пахло недавним дождем от травы и свежестью от маленьких, еще клейких березовых листьев.
На поляне было так светло, что заметны даже синяки под глазами, царапины на лбу и на щеках, кровь, запекшаяся на разбитых губах девушки, обессиленно откинувшейся на ствол березки. Обута девушка без чулок, в синие резиновые спортсменки. На белых, еще не загоревших ногах также чернели кровоподтеки и ссадины. Распухшие губы дрожали, как у ребенка, готового закричать от нестерпимой боли, а в широко раскрытых глазах был влажный, глубокий блеск непролившихся, но близких слез.
«Не заплачу! Пусть что хотят делают, не заплачу! Не за одну себя, за всех нас не заплачу!» — думала девушка и, не двигая головой, не отрывая затылка от шелковистой коры березки, косилась на тех двоих.
Они были в десятке шагов. На пне сидел коротконогий, широкий в плечах человек. На лоб его свисали растрепавшиеся черные волосы. Одет коротконогий в помятый серый пиджак и черные брюки, заправленные в кирзовые сапоги. Похож он был на колхозника или на служащею районною учреждения, а больше всего на заготовителя, каких много разъезжает по колхозам. Второй, сидевший на парашютном ранце, — толстощекий, грудастый, пышущий здоровьем парень. Его зеленые глаза смотрели бездумно, невыразительно. Под расстегнутым воротником авиационного комбинезона видна была шелковая рубашка лихой расцветки.
Оба торопливо ели, вынимая из целлофановых пакетов огромные бутерброды, пили коньяк. Коротконогий ел и пил, не сводя темных пристальных глаз с девушки. За спинами их, в тени деревьев, стоял самолет.
Девушка устало закрыла глаза, припоминая с самого начала подробности этой страшной встречи.
…В субботу вечером она приехала к матери в пригородный колхоз «Красный Октябрь». Вечером они пошли вдвоем в колхозный клуб смотреть вторую серию «Тихою Дона». Пока шла кинокартина, над колхозом пронеслась ранняя весенняя гроза.
Девушка распрощалась с матерью и заторопилась на станцию. Надо было успеть к поезду. От провожатого — Коли Сивкова, колхозного электрика, она отказалась: заведет любовный разговор, наверняка опоздаешь. А следующий поезд, почтовый, пойдет только в 4 часа 18 минут. Тогда с вокзала пришлось бы ехать прямо на работу, на часовой завод. На аэродром, в аэроклуб, она, ясно, не попала бы!
Девушка быстро шагала проселочной дорогой.
Небо уже очистилось от облаков. Высоко в зените стояла прозрачная луна, отчаянная какая-то, светившая, ну, прямо, как прожектор. Уютные огни колхоза скрылись на горизонте.
У перелеска девушка услышала возникший в небе гул, далекий и неясный. Потом он медленно затих. А через минуту возник снова. Казалось, что в небе курлыкал раненый журавль. Курлыканье то ослабевало, то вновь усиливалось. Наконец оно перешло в далекое, но ровное гуденье Тогда девушка поняла: это летит где-то невидимый самолет. Остановилась и, прижав к груди сверток с мамиными гостинцами — баночкой соленых груздей, начала искать в небе бортовые огни самолета. И тут ей вспомнилось, что вот так же, устремив глаза в небо, не раз стояла она на клубном аэродроме, во время ночных полетов, отыскивая среди звезд огни самолетов, которыми управляли ее товарищи по аэроклубу. Ей почудилось даже, что в лицо подул горячий аэродромный ветерок, пахнущий полынью и бензином.
Вот почему спешила девушка в город. По понедельникам и еще два раза в неделю отрабатывала она с инструктором на макетах и в кабине самолета все действия пилота, начиная от выруливания на старт до взлета! А взлет они еще «не проходили». Но недалек день воздушного крещения! Всего месяца два-три осталось!
— Что ж я, дура, стою? Уйдет ведь поезд-то! — испуганно вдруг всколыхнулась девушка, повернулась, чтобы бежать на станцию, и увидела самолет. Он мчался над рекой очень низко, почти над самой водой.
Было в профиле летевшего над рекой самолета что-то хищное. Вот он взмыл над молодой, тонкоствольной березовой рощей. Медленными кругами пошел на снижение, развернулся в последний раз и, выпустив шасси, нацелился на посадку.
— Куда же ты? На деревья же сядешь! — закричала девушка отчаянно, забыв, что летчик не услышит ее. — На вынужденную пошел! Вот беда-то…
Светлая от луны роща с ветвистыми тенями еще больше напугала ее тишиной.
Пробираясь среди деревьев, девушка ждала треска ломаемых сучьев, тяжкого удара о землю, грохочущего взрыва, но здесь была тишина. Неужели все кончено? До слуха вдруг донесся шум мотора. Самолет работал очень тихо, на самых малых оборотах, видимо, куда-то выруливая. «Как же он сел? Куда?»
Перед ней появился мужчина. Появился бесшумно, внезапно, будто встала на фоне берез черная тень. Она испуганно вздрогнула, но страх сменился удивлением. Это был не летчик, а человек самого земного вида, в мятом пиджаке, некрасивой кепке, с пальто, перекинутым через руку. Девушка невольно замедлила шаг, потом совсем остановилась.
