Приглушенный залп салюта возвестил о начале основного действа. Тысячи глаз следили за тем, как ракета взмыла на сотни метров вверх и исчезла в ночи, чтобы вскоре взорваться ослепительным дождем красных и золотых искр. Потом раздались еще залпы. Зрители восторженно кричали. Уоррен Майклс улыбался. Уже тридцать семь лет подряд он одинаково отмечал День независимости, полагая, что соблюдение традиций — залог семейного благополучия. Он разлегся на капоте своего полицейского автомобиля рядом с женой, их дочери устроились на крыше. Впервые за долгое время он чувствовал себя по-настоящему счастливым.
— Ну что, девочки, весело вам? — спросил Уоррен.
— Ага.
— Веселее некуда, — вздохнула Моника, и Уоррен рассмеялся в ответ. Его жена терпеть не могла жару, комаров и шум. То, что она год за годом принимала участие в этих празднествах, лишний раз подтверждало ее любовь к мужу.
— Брайану сегодня тоже было бы весело, — раздался голос Кейтлин.
Моника сжала руку Уоррена.
— Да, дорогая, я тоже так думаю.
Уоррен крепче обнял жену, и она в ответ молча погладила его по колену.
Майклсы были на ногах с самого утра: в девять на ступенях ратуши разыгрывали спектакль о подписании Декларации независимости, а в десять начался парад.
Парад длился три часа. Устроили его на средства родного города Уоррена — Брукфилда, штат Виргиния. В последние годы брукфилдский парад, в котором принимали участие пожарные из трех штатов и восемь школьных оркестров, стал конкурировать с парадом в Вашингтоне, потихоньку оттягивая столичных зрителей.
Сразу после парада начался карнавал, а на бейсбольном поле задымились сотни жаровен с барбекю. Родственники, друзья и просто незнакомые люди объединялись в едином кулинарном порыве. Родители мгновенно теряли из виду своих детей, но это их не беспокоило: в Брукфилде ни с кем ничего плохого произойти не могло.
Прогремела всего дюжина залпов, когда в кармане шорт Уоррена завибрировал пейджер. Недовольный, что его потревожили, он достал маленькую черную коробочку — свой поводок, как он его называл, — и посмотрел на дисплей: на нем высветился телефонный номер его офиса, за которым следовали цифры 911 — признак того, что дело срочное.
— В чем дело? — спросила Моника.
— Пока не знаю. Если Джед звонит мне во время салюта, это не к добру.
Уоррен скользнул на переднее сиденье машины, взял сотовый телефон и нажал кнопку быстрого вызова.
После третьего звонка в трубке раздался женский голос:
— Полиция округа Брэддок. У вас срочное дело?
— Привет, Дженис, это Майклс. Что там у вас стряслось?
— Лейтенант! Слава Богу, это вы. В Исправительном центре для подростков произошло убийство. Сержант Хэкнер сказал, чтобы вы прибыли как можно скорее.
— Послушай, Дженис, сегодня ведь не я дежурю.
— Сержант Хэкнер сказал, что ему нужны именно вы.
Уоррен глубоко вздохнул.
— Хорошо, но тебе придется кого-нибудь за мной прислать. Моя машина стоит в Брукфилдском парке — здесь все смотрят салют и выехать сейчас невозможно.
— Да, сэр. Где вас подхватить?
— На углу улиц Брэддок и Хорнер.
— Хорошо, сэр. Я скажу, чтобы вас там ждали.
Уоррен выключил телефон и вышел из машины.
Вот уже несколько лет Уоррен Майклс не бывал в Исправительном центре для подростков. Это место всегда нагоняло на него тоску.
Снаружи здание ИЦП было выкрашено в цвет глины — мода начала восьмидесятых. Ухоженные деревья и цветы, никаких решеток или колючей проволоки. Это место вполне могло бы сойти за больницу или небольшую школу и меньше всего походило на тюрьму для трудных подростков.
Уоррен прицепил на ремень полицейский значок. Он чувствовал себя неловко от того, что его внешний вид не соответствовал званию — рубашка с короткими рукавами, шорты и сандалии на босу ногу. Двое полицейских в форме провели его через проходную мимо плаката с изречением: «Плохих детей не бывает».
Пройдя по короткому коридору и свернув направо, Уоррен наткнулся на группу чем-то сильно озабоченных мужчин и женщин в форме. Центром всеобщего внимания была комната с табличкой «Изолятор» на двери. Уоррен не мог заглянуть в нее, но по мерцанию фотовспышек понял, что именно здесь и было совершено преступление.
Увидев лейтенанта, толпа расступилась, и Уоррен Майклс прошел внутрь. Белый мужчина, примерно тридцати лет, одетый в форму воспитателя ИЦП, лежал на полу в луже запекшейся крови. В углу валялась перевернутая койка. На полу у двери отпечатался кровавый след детской ноги.
Уоррен осматривал комнату, когда в коридоре раздался знакомый бодрый голос:
— Хорошо выглядишь, лейтенант. — Джед Хэкнер подошел сзади и похлопал своего босса по плечу.
Хэкнер и Майклс учились на одном курсе в академии, а до этого сидели за одной партой в школе.
— Представляешь, а я уж подумал, что если у меня выходной, то работать сегодня не придется.
— Жуткое зрелище, да? — спросил Хэкнер.
— Что здесь произошло?
Хэкнер извлек из внутреннего кармана блокнот.
— Пока нам известно только, что это Ричард У. Харрис, двадцати восьми лет. Последние четыре с половиной года он работал здесь воспитателем.
— Это то же самое, что охранник? — перебил его Майклс.
— Да, — с улыбкой подтвердил Хэкнер, — но только для неполиткорректных стариков.
