Середина и конец 1950-х гг. стала для социалистического лагеря временем глубоких перемен. На протяжении нескольких лет после смерти И.В.Сталина в 1953 г. политическая, социальная и культурная ситуация в большинстве социалистических государств радикальным образом изменилась. Возможно, что нашим современникам, свидетелям драматического распада мировой социалистической системы, перемены тех лет кажутся не столь уж и впечатляющими. Однако у тех, кому довелось жить в социалистических странах и до, и после «хрущевских реформ», никогда не возникало сомнений в принципиальной важности тех изменений, что произошли там между 1953 и 1960 гг. Именно в середине 1950-х гг. утвердились те основные принципы, на основе которых социалистический лагерь продолжал функционировать вплоть до своего распада в 1989–1991 гг.
Эти изменения в большей степени были результатом «кампании по борьбе с культом личности и его последствиями», которая развернулась в Советском Союзе после 1953 г. и достигла своей кульминации в 1956–1957 гг. Эта кампания и связанные с ней политические и социальные реформы имели своей целью создание новой, более гуманной и более эффективной модели государственного социализма. В рамках этой модели были резко расширены границы дозволенного в культуре, науке, искусстве и общественной жизни, ушли в прошлое массовые репрессии, и правительства социалистических стран по большому счету перестали обращать внимание на частную жизнь своих подданных, если те только не бросали прямого вызова официальной идеологии и существующему строю. Однако реформаторы подразумевали, что основы социалистического строя в его ленинско-сталинской интерпретации должны оставаться неизменными, несмотря на все послабления. В экономике никто не подвергал сомнению господство государственной собственности и центрального планирования, а во внутренней политике подразумевалось, что марксистско-ленинская партия должна сохранять особый статус и осуществлять постоянный контроль над обществом.
События в Москве стали толчком к переменам, которые быстро распространились по всему социалистическому лагерю, который в тот период состоял из десятка стран в Восточной Европе и Восточной Азии. Результатом десталинизации стало то, что социалистический лагерь, доселе строго контролировавшийся Москвой, утратил свое былое однообразие. В некоторых странах — например, в Болгарии или ГДР — местные правящие круги пошли по стопам Москвы и в конечном счете создали (точнее, импортировали из СССР) более либеральную постсталинистскую версию государственного социализма. В некоторых других государствах социалистического лагеря местное руководство заняло более радикальную позицию и со временем смогло уйти от сталинской модели заметно дальше, чем Советский Союз хрущевских и брежневских времен (примером здесь может служить Венгрия). Наконец, в некоторых социалистических странах высшие руководители выступили за то, чтобы сохранить верность прежним принципам и при этом порою даже показали себя большими сталинистами, чем Сталин. При этом в большинстве подобных режимов сталинская идеологии была со временем дополнена новым компонентом — местным национализмом, так что возникший таким образом синтез правомерно называть «национальным сталинизмом»[1]. По пути «национального сталинизма» пошли Албания, Румыния, Корея, отчасти — Китай и Вьетнам (хотя в последних двух странах речь могла идти только о советском влиянии, а не о советском контроле, причем во Вьетнаме условия военного времени оказывали огромное влияние на всю местную специфику). Как ни парадоксально, деятельность и либеральных реформаторов, и приверженцев «национального сталинизма» объективно имела схожий результат — разрушение единообразия раннего социалистического лагеря и ослабление главенства Москвы, которое в сталинские времена казалось совершенно нерушимым. Коммунистический мир в середине 1950-х гг. необратимо изменился.
Неуверенность и сомнения среди правящих кругов сочетались в эти переломные годы со вспышками массовых выступлений протеста. В 1956 г. население Венгрии и Польши открыто выступило против своих коммунистических правительств под националистическими и демократическими лозунгами. В Венгрии повстанцы фактически установили контроль над столицей страны, и только прямая военная интервенция Советского Союза спасла режим от гибели. В Польше кризис в итоге разрешился мирным компромиссом, но осенью 1956 г. ситуация и там могла окончиться вооруженной конфронтацией. При этом идеи, вдохновлявшие участников выступлений протеста, могли существенно различаться. Например, другим проявлением «кризиса середины пятидесятых» можно считать события в Грузии, где в марте 1956 г. местная молодежь выступила против политики десталинизации, в защиту «чести и доброго имени» покойного диктатора, которого они искренне считали своим великим соотечественником и благодетелем. Вне зависимости от идеологической окраски, сама принципиальная возможность массовых политических акций была совершенно новым явлением. До 1956 г. открытый протест против существующего режима в большинстве социалистических стран невозможно было представить (а там, где дело до него все-таки доходило, как в Германии в 1953 г., такие выступления подавлялись немедленно и беспощадно).