1902 год
С улицы доносилось заунывное пение шарманки, наигрывающей популярную мелодию. Звуки музыки смешивались с отдаленным шумом проезжавших экипажей.
Фрэнк Суинтон сидел возле полуоткрытого окна и что-то писал. Рядом с камином, решетка которого была выполнена в виде веера, расположилась с вязаньем молодая женщина. В тишине комнаты слышалось легкое позвякивание спиц.
Внезапно с улицы донесся крик: «Эмили!», и женщина, отложив вязанье, встала и вышла из комнаты.
Фрэнк зевнул, потянулся и выглянул в окно.
В двадцать один год он все еще продолжал, как говорят, «держаться за маменькину юбку». Это объяснялось не только нежной и искренней привязанностью к матери, но и бедностью, которая не давала ему возможности жить самостоятельно.
Неожиданно он с каким-то отвращением посмотрел на разложенные перед ним книги и встал из-за стола. Его взгляд упал на зеркало, висевшее над камином. Подойдя ближе, он увидел свое отражение на фоне угрюмых серых стен: темные взъерошенные волосы, обрамляющие высокий лоб, крупный выразительный рот, твердый подбородок.
Красавцем его, пожалуй, было трудно назвать, но высокий рост и хорошее сложение делали его достаточно привлекательным и представительным.
«Однажды я совершу нечто значительное!» — мысленно пообещал он своему отражению.
В этот момент дверь открылась, и в комнату вошла мать с лампой в руке.
— Ах, сынок, из-за меня тебе пришлось сидеть в такой темноте, — ласково проговорила она. — Я только сейчас вспомнила, что не наполнила лампы сегодня утром.
Она поставила лампу с круглым матовым абажуром в центр стола на вышитую салфетку, затем подошла к окну, опустила жалюзи и задернула тяжелые бархатные шторы с бахромой.
— Как продвигается работа? — спросила она, увидев на столе раскрытые книги и исписанные листы бумаги.
— Я не буду сдавать экзамен, — прямо заявил Фрэнк.
Уловив в голосе сына печальные нотки, госпожа Суинтон с тревогой посмотрела на него. Это была невысокая худенькая женщина с огрубевшими от постоянной работы руками. Редкие пряди седеющих волос были убраны под обруч.
— В чем дело, дорогой? — спросила она.
— Просто до смерти надоело заниматься тем, что мне никогда не понадобится, — ответил Фрэнк. — Я не создан для бизнеса, во всяком случае, для бизнеса такого рода.
Вздохнув, госпожа Суинтон села на стул.
— Но если ты не хочешь заниматься этим, — вновь заговорила она, — то что ты намерен делать, Фрэнк? Мой дорогой, я согласна, что эта работа не подходит тебе. Если бы ты мог поступить в университет, все было бы по-другому.
Фрэнк горько улыбнулся: сколько раз он слышал от матери эти слова!
— Но ведь такой возможности у нас не было, верно?
— Не было… — с грустной задумчивостью проговорила мать. — Если бы твой отец…
— Кстати, где он? — с неприязнью в голосе спросил Фрэнк.
— Он еще не вернулся, — ответила госпожа Суинтон, опустив глаза. Она явно избегала взгляда сына.
— Ну что ж, в этом нет ничего необычного, — ухмыльнулся Фрэнк.
— Давай не будем касаться этого, — попросила мать. — Возможно, сегодня все обойдется. Поговорим лучше о тебе, дорогой. Чем бы ты хотел заниматься, если бы… если бы у нас были деньги?
— К чему все эти пустые разговоры, мама? — довольно грубо произнес Фрэнк. — У нас нет денег и, вероятнее всего, никогда не будет.
— О сынок, мысль о том, что я не сумела обеспечить тебе достойную жизнь, доставляет мне страшные муки.
Во взгляде матери было столько страдания, что Фрэнк не выдержал и обнял ее за плечи.
— Не отчаивайся, — сказал он. — Однажды случится нечто, что кардинально изменит нашу жизнь, вот увидишь.
Звук открывшейся двери заставил их вздрогнуть и повернуться. На пороге стояла Эмили. Застигнутые врасплох — мать и сын старались скрывать от нее свои доверительные чувства друг к другу, — они устремили на девушку виноватые взгляды.
Эмили была на пять лет старше брата. В то время как Фрэнк прилагал хоть какие-то усилия, чтобы вырваться из тисков бедности, его сестра к двадцати семи годам окончательно смирилась со своей участью, и ее угрюмый вид служил постоянным укором для госпожи Суинтон.
Фрэнк поспешно отодвинулся от матери и принялся собирать книги на столе.
— Послушай, мама, — сказала Эмили, — почему ты не попросила меня принести лампу? Тебя же не раз предупреждали доктора, что ты должна беречь свое сердце, а лестница из кухни такая крутая!
Вполне возможно, что слова девушки и были продиктованы искренней заботой о матери, но недовольный и осуждающий тон противоречил их смыслу.
— Не беспокойся, Эмили, все в порядке, — проговорила госпожа Суинтон. — В тот момент ты была занята, и я прекрасно справилась сама.
— Тогда какой смысл приглашать к тебе врача, раз ты не выполняешь его указания? По мне, это бесполезная трата денег, которых у нас и без того нет!
— А тебя никто и не просит их тратить, — вмешался Фрэнк.
— О да, за лечение платишь ты, — саркастически заметила Эмили, — это то немногое, на что ты способен. Но спасти семью от финансового краха ты не в силах!
— Дети, дети, — устало произнесла госпожа Суинтон, — не надо ссориться. Вы же знаете, как я не люблю этого.
— Эмили злится лишь потому, — усмехнулся Фрэнк, — что ей хочется иметь свой дом, но она не может найти глупца, который согласился бы предоставить ей его.
