Голос ревущего моря доносился во все уголки дома. Дребезжали стекла окон, порывы ветра проникали под кровлю и шуршали там засохшими листьями. Струи дождя хлестали по окнам деревянной террасы, на которой мы трое лежали, и даже полудремота не могла заглушить наши тревожные мысли.
– Решайтесь, ребята! – шепотом промолвил я, старший из нас по возрасту. – Или сегодня, или…
Двое других, молодой человек и девушка, поняли меня с полуслова. Второе «или» означало для всех нас вопрос жизни и смерти. Ведь уже дважды ослушались они приказа Рыжебородого. Дважды оставили в живых меня – единственного свидетеля расправы главы доморощенной мафии в крымском Судаке над удачливым коммерсантом-перекупщиком…
…Несколько лет назад, в феврале, я побывал в Судаке и договорился с местной мэрией о моем переезде в этот древний город на постоянное жительство. А это означало, что я должен был уйти на пенсию. В Москве я подал рапорт на увольнение со службы, назначив дату – 23 августа.
Но это был не простой август, а август 1991 года! В тот день, когда ГКЧП объявило о чрезвычайном положении в Союзе, мой рапорт был подписан.
Стремительный развал Советского Союза превратил Крым в вотчину Украины, а сама эта бывшая республика стала для меня ближним зарубежьем. Украинские националисты начали травлю всего русского, намереваясь на этой волне объединить свой народ на основе «самостийности» – якобы истинной самостоятельности и независимости. Их просчет в конфронтации с Россией дорого обошелся украинцам – страна обнищала.
Теперь возможности поселиться в Судаке у меня уже не оказалось, ибо мэрию возглавили ярые националисты. Русскому человеку стало трудно найти место в этом городе, а тем более работу.
Судьба свела меня в Крыму с моим старым товарищем по военной контрразведке, с которым мы, морской набор, вместе учились в тбилисской спецшколе. Он рано ушел в отставку и поселился в Судаке, а до того работал военпредом на судостроительном заводе в Феодосии. Его мечтой было поселиться в Крыму, построить яхту и избороздить Черное море. Удалось ему исполнить только два желания: жить на крымской земле и иметь яхту. Завод пошел ему навстречу, выделив материалы, а строителей он нанимал сам. Потеряв в двадцать восемь лет жену, мой друг жил одиноко.
Третье желание исполнить не удалось: по приезде в Судак у друга обострилась застарелая болезнь сердца, и через полгода он скоропостижно скончался. Это случилось в очередном феврале, когда я наездами бывал в Судаке.
До последней минуты я был с другом. Его родные жили на другом краю страны – во Владивостоке, и старым людям трудно было выехать в столь далекий Крым. Дом в Судаке друг снимал, и в нем я останавливался, а яхта, в ожидании дальних путешествий, стояла у причала клуба подводного плавания «Дельфин» под охраной местного сторожа.
Друг понимал, что яхта останется бесхозной, и, зная мою страсть к морю, настоял на том, чтобы она оказалась в моих руках.
– Друг Максим, я подписал у нотариуса все необходимые бумаги – владей яхтой «Кафа» и исполни мою мечту… Борозди море… А «Кафой» я назвал ее в честь нашего любимого с тобой древнего города Феодосия, известного тысячи лет назад под именем Кафа…
Слышать это было больно, и мои попытки вселить в него надежду на возвращение к жизни заставляли друга только тихо улыбаться. Обычно в момент таких разговоров он погружался мыслями в свой мир. Мир человека, приблизившегося к последней черте.
