На утро 27 сентября у меня было назначено заседание дисциплинарной комиссии. Повезло. Точнее, не обошлось без вмешательства Лхудхара, моего все еще начальника и, как бы это странно не звучало, друга. Не надави он, все могло затянуться на пару недель. Надзирающие офицеры из внутренних расследований не привыкли работать в спешке, но тут пришлось расстараться. Всего каких-то два дня ожидания, проведенных в вынужденном отпуске, и я мог, наконец, написать заявление о переводе. И приступить, черти бы его драли, к делу, от которого, без шуток, зависела не только моя жизнь, но и мир во всем мире.
— Думал ли простой следователь Антон Лисовой, что однажды от его решений будет зависеть судьба всех разумных на этой планете! — шепотом, чтобы никто, не дай боги, не услышал, пробурчал я, подражая закадровому голосу диктора из «Звездного патруля»[1].
«Внутряки» располагались в сверкающем стеклом и металлом новеньком офисном здании в четыре этажа, находящемся в историческом центре города. Дорогое место, пафосное, в этом районе еще краевой суд находился — здоровенная махина, занимающая весь квартал — и куча адвокатских контор. Найти здесь парковку в разгар рабочего дня было очень непросто, поэтому я попросил, чтобы служебная машина высадила меня и уехала. Добираться после комиссии до места службы я намеревался на общественном транспорте.
В широком атриуме, из-за обилия кожаных диванов и деревянных стенных панелей больше походившего на холл дорогой гостиницы, располагалось электронное табло с перечнем дел, которое сегодня рассматривали надзирающие. Их только на утро было назначено больше пятидесяти — провинция или нет, а по населению Екатеринодарская агломерация уже значительно перевалила за миллион разумных. Быстро найдя в списках свою фамилию, я двинул на последний этаж, в кабинет 422, где уселся на удобной кушетке для посетителей и стал ждать, когда меня вызовут. Возле двери с нужным мне номером не было ни души.
Заседание дисциплинарной комиссии было связано с двумя убитыми мной наемниками, которые, вообще-то собирались убить меня. Официально, в материалах дела значилось, что они таким образом заметали следы, то есть «действовали с целью оказания давления на органы правопорядка», а попросту — желали заткнуть рот следователю, который якобы «дышал им в затылок». На деле же за мной их послал настоящий злодей и преступник — губернатор края Рухефалион из дома Горькой Воды. Последнее, конечно, я никогда и нигде не произнесу вслух — во-первых, я себе не враг, во-вторых, не имел на руках никаких доказательств, а в-третьих — дал нерушимую эльфскую клятву, скрепленную магией. Да и людей его не я сам убил, а магия, пересаженная девушке из параллельного мира от зарезанного на запретном ритуале эльфа, но об этом тоже стоит молчать.
Дельце хоть и вышло запутанным, но после тщательного заметания следов, превратилось просто в громкое, но вполне объяснимое преступление. Поэтому, ничего особого от разбирательства я не ждал — не первым оно было в моей жизни. Правда, раньше мне не приходилось отвечать за убийство двух человек. Все больше по мелочи.
Один раз, например, я тоже стрелял на поражение, но тогда подозреваемый выжил, так что все ограничилось скучным чтением протоколов участвующих в задержании лиц, и принудительным походом к штатному психологу управы. Видимо, «внутряки» посчитали, что выстрел в ногу торговцу «живым товаром» лишит меня ночного сна. Наивные! Да я бы тому уроду и голову прострелил, не будь мне так нужны его показания!
Сегодня, скорее всего, будет примерно также. Зачитают рапорт детектива-территориала, который вел мой допрос, показания квартального и патрульных казаков, объяснения гражданки Смирновой, заключение судмедэксперта и характеристику с места службы, и отправят к мозгоправу. Я честно отхожу к нему неделю, получу свидетельство о душевном здоровье, и смогу без спешки заняться делами.
Когда в коридор из 422-го выглянул грузный мужик в мешковатом костюме и хрипло спросил, есть ли тут следователь УБОМПа Лисовой, я воспитанно поднялся и кивнул.
— Проходите. — он вышел за дверь и дал мне пройти внутрь, после чего вошел вслед за мной и запер дверь. На ключ. Я усмехнулся, ничего не меняется, оглядел кабинет.
Тут тоже все было знакомо: «расстрельная четверка» за длинным столом у дальней стены, стул в пяти метрах от стола, и второй пристав, похожий на толстяка в мешке, как брат-близнец, только у него усы, напоминающие мохнатую садовую гусеницу, имелись.
— Присаживайтесь, Антон Вадимович. — без интонаций произнес один из «четверки», судя по всему, председатель комиссии. — Меня зовут Игорь Данилович Прусков. Мои коллеги: Герман Леонидович Жлобы, Виктор Андреевич Шкловский, Анна Валерьевна Новикова. Мы уполномочены рассмотреть ваше дело и вынести вердикт. У вас нет отводов по составу комиссии?
— Нет, с чего бы. — буркнул я, усаживаясь на жесткий стул напротив «четверки». — Давайте приступим.
По давней традиции, своих званий и должностей в системе, «внутряки» не называли. Раньше, говорят, они вообще за непрозрачным стеклом сидели, чтобы лица не показывать и избежать возможного давления. Но, хвала эпохе открытости и правящему дому, это уже в прошлом. То еще, должно быть, удовольствие, разговаривать с черным закаленным стеклом, когда тебя в чем-нибудь хотят обвинить.
