Александр Иванович Неклесса
Антропоток в матрице геоэкономического универсума
Категория "антропотока" не исчерпывается понятием "миграция", антропоток — это динамика человечества в каком-то более широком пространстве, нежели простое сопряжение внутренних и внешних балансов человеческого капитала, это также социокультурная динамика в рамках тех или иных сложившихся или только лишь складывающихся конструкциях и ситуациях
Интервью Александра Неклессы Борису Межуеву, главному редактору "Русского Архипелага".
— Александр Иванович, мне часто доводилось слышать мнение, что "постиндустриальный мир" — это мир "расколотой цивилизации". "Расколотой" отчасти и по той причине, что постиндустриальная экономика не требует широкого привлечения рабочих рук и, соответственно, страны, достигшие этой фазы развития, не нуждаются в массовой миграции. Трудовой ресурс в постиндустриальном мире дешевеет, так же как и натуральное сырье. Отсюда вывод — постиндустриальный Север может попытаться замкнуться в самом себе. Что Вы думаете по этому поводу?
— Мне кажется, фокус поставленной Вами проблемы лежит в глубинных основаниях нынешней исторической ситуации. И поэтому, диалог наш должен, хотя бы отчасти, быть разговором о ее принципах и началах.
Категория "антропотока" для меня ценна, в частности, тем, что она не исчерпывается понятием "миграция", антропоток — это динамика человечества в каком-то более широком пространстве, нежели простое сопряжение внутренних и внешних балансов человеческого капитала, это также социокультурная динамика в рамках тех или иных сложившихся или только лишь складывающихся конструкциях и ситуациях. Рамочными понятиями здесь являются глобализация как последовательное исчерпание пределов экстенсивного развития, она как бы оформляет антропоток в масштабе планеты, а роль диахронной оси этой матрицы исполняет история.
И здесь в XX веке действительно произошли фундаментальные изменения. Приобретшие в последнее его десятилетие популярность формулы глобализации, "конца истории", "столкновения цивилизаций" говорят о том, что ситуация достигла некоего качественного рубежа. История логично развивалась на протяжении 300–400 лет в русле культуры Модернити — становление национальных государств, формирование капиталистической экономики, колонизация и интернационализация окружающего мира, глобальное распространение процессов секуляризации и эмансипации, гомогенизация мира… Культура Нового времени формировала собственную динамику антропотока, столь отличную от антропологических траекторий общества традиционного, сословного. Предшествующая феодальная культура поддерживала статичную, сословную структуру общества, — культура же Модернити предложила другую модель, открытую, эгалитарную, гораздо более динамичную и демократичную. Это была культурная глобализация, в том смысле, что культура Модернити, представляющая собой динамичную ипостась христианской культуры, в той или иной форме охватила всю планету, практически все заселенные человеком территории.
Так продолжалось, пока в прошлом веке не возник контур масштабного, системного кризиса — прежние политическая и экономическая системы трансцендировали свое естество. Промышленная деятельность и соответствующие экономические конструкции вышли за пределы национального государства, по-новому оказались расставлены политические и социальные акценты и, наконец, мир сотрясла глобальная социокультурная революция, перевернувшая основания прежней модели жизнеустройства.
В рамках нашей беседы я остановлюсь преимущественно лишь на экономическом аспекте этой глобальной трансформации, использовав его в качестве камертона для описания возникших коллизий и перемен, хотя кризис ХХ века можно оценивать, конечно же, с разных позиций.
Пик индустриальной экономической культуры (в ее естественном, гармоничном, с социокультурной точки зрения, состоянии) достиг апогея к двадцатым годам прошлого века. Развитие производительных сил к этому времени произвело две революции, взаимосвязанность которых оказалась, однако, не вполне понятой: это — транснационализация мировой экономики и новое качество (мощь) производства.
К этому времени был достигнут небывало высокий уровень развития производительных сил, что в корне изменило ситуацию с предметами потребления, с вещами — они стали дешевыми и широкодоступными, а их количество — практически неограниченным. Такое положение дел возникло на основе выразительного скачка в процессе технологического развития — каскада фундаментальных открытий, сделанных на рубеже веков (электричество, двигатель внутреннего сгорания, новые материалы, системы коммуникаций и связи), и создания конвейерного производства. Подобное изменение экономической ситуации в свою очередь потребовало нового прочтения социального текста, ибо экономическая и социальная ипостаси общества оказались в значительной мере рассогласованы и находились в весьма противоречивых взаимоотношениях. Сама структура общества оказалась неприспособленной к обрушившемуся изобилию, и это богатство стало избыточным, породив вместо благоденствия жесточайший кризис — кризис перепроизводства и сопутствующую ему массовую безработицу — человек-производитель оказался лишним.
