Любовь «по необходимости»
Воблой местные остряки называли Наташу — худую молодую женщину, если присмотреться, даже несколько стройную, а потому кажущуюся высокой. Наташа жила одиноко с пятилетней дочуркой Настенькой на первом этаже кирпичного двухэтажного дома, в квартире, доставшейся ей от заблудившегося по жизни мужа. Муж был свободным художником, легко сходился с женщинами и девушками, легко вступал с ними в брачные отношения и так же легко оставлял их вместе с нарожденными чадами, но не забывал аккуратно платить алименты. Наташа была одной из таких жен художника, не то второй, не то третьей, ничем особенным не отличалась от других избранниц живописца и даже, по ее собственному мнению, во многом проигрывала им и в уме, и в образовании, и в фигуре.
Но почему-то двухкомнатную квартиру в центре районного центра и недалеко от автостанции (что немаловажно) вконец заблудившийся и запутавшийся в женщинах рыцарь холста и кисти оставил именно ей.
Почему так произошло? Как случилось, что Наташа вначале вроде бы удачно вышла замуж, а потом через очень короткое время стала матерью-одиночкой?
Попробуем сразу же, чтобы не томить читателя, поведать ему об этом. А вначале сообщим, что Наташа стала задумываться над этими вопросами, когда Насте исполнилось года полтора. Находясь в отпуске по уходу за ребенком, она нередко, успокоив и укачав развитую не по возрасту дочку, сидя у экрана телевизора, ловила себя на том, что не следит за героями телепередач и фильмов, а размышляет и думает, что придет то время, когда нужно будет сказать ребенку об отце. Что же она скажет? Не про космонавтов же…
Осенними и зимними вечерами Наташа все чаще и чаще думала и о том, что ее судьба, как это нередко бывает в России, напоминает в чем-то судьбу ее матери.
Мать ее, Антонина Кузьминична, всю жизнь жила в небольшом селе под названием Казанцево. Наташа вспоминала теплые вечера холодных зим, когда они, дети, сидели у горячей стены, в небольшом закутке за жарко топившейся печкой, читали вслух сказки или учили уроки, а мама частенько, глядя на них, говорила: «Сироты вы мои казанские…»
В прямом смысле сиротами назвать их было нельзя. Единственный отец всех троих детей был жив и на первый взгляд даже здоров. Жил он отдельно от семьи, в небольшом домике у своей старенькой матери, на другой улице села. Бывало, проходил и мимо их дома, бывало, даже останавливался и заговаривал с матерью у калитки, но в дом никогда не заходил и детей, в отличие от бабушки, гостинцами не угощал. Наташе со временем стало известно, что отец ее был в молодые годы не последним парнем на селе. Работал кузнецом в совхозной мастерской. После службы в армии уехал в город, но вернулся. До того как жениться на Антонине Кузьминичне, привозил из города невесту, но та не смогла привыкнуть к сельской жизни и, погостив недолго, уехала из Казанцева навсегда.
Родители жили вроде бы неплохо (у отца даже был мотоцикл с коляской). Первой родилась Наташа, через полтора года — ее сестра Люба, еще через два года — долгожданный сынок Коля.
Но вот однажды нашла на папу блажь не блажь, вселилась в его сознание мечта не мечта… В общем, познакомился он как-то в райцентре с сезонными рабочими, приехавшими к ним в глубинку на заработки аж из-за Карпатских гор. Гуцулы рассказали ему, что трудятся по договору в химлесхозе: собирают смолу с хвойных деревьев, и эта таежная слеза — живица — приносит им за три месяца работы до тысячи и более рублей. Молодому тогда еще Наташиному родителю тысяча рублей казалась заоблачно-недосягаемой суммой, и возможность заработать ее за одно лето подвигнула сельского кузнеца оставить почетную на селе работу, отбиться от уговоров директора совхоза и, попрощавшись с женой и поцеловав детей, уехать в тайгу на сбор живицы с бригадой закарпатцев. Тысячу рублей отец действительно заработал и вторую, обещанную матери, корову для семьи купил, но вернулся из тайги уже другим человеком. Говорил матери, что наконец-то понял, что такое жизнь, что разгадал ее вечную загадку, познакомился со знающими, что почем, людьми и теперь будущим летом поедет сплавлять лес по реке от заготучастков до деревообрабатывающего комбината и заработает уже не тысячу, а две или даже две с половиной. Всю зиму он не жил, а маялся в ожидании весны.
А весной, в конце апреля, собрал небольшой чемоданчик и, сказав на этот раз супруге лишь «пока», отбыл «в сторону большой воды». К семье он больше не вернулся. И дело здесь не в том, что встретилась ему другая женщина и прибрала к рукам мужика с деньгами. Нет. Все произошло гораздо проще и даже банальнее, но и трагичнее, чем можно себе представить. На этом самом сплаве, скорее всего по неопытности, сорвался Наташин отец с плота, ударился головой о проплывающую лесину и чуть не ушел ко дну. До дна ему дойти не дали, спасли, откачали, увезли в больницу, но когда больной пришел в себя, оказалось, что память ему проплывающим по реке деревом отшибло. Не всю, но основательно. Как говорил один из героев фильма «Джентльмены удачи», «тут помню, тут не помню». То ли по аналогии с каким-то другим популярным в те годы фильмом, то ли еще по каким-то причинам, но прозвали в больнице неудачного сплавщика Водолазом. Прозвище это пришло вслед за ним и в родное село, название которого Водолаз почему-то хорошо помнил. Узнавал он и свою мать, и название улицы, и номер родительского дома тоже вспомнил, а вот жену и детишек узнавать не хотел и дом, где был хозяином, не признал. Получив инвалидность, он стал жить в доме матери. Из дома выходил редко, а когда ходил по селу, никого не узнавал и ни с кем не здоровался. Но иногда, видимо, в какие-то минуты светлых проблесков ума, Водолаз останавливал вдруг на улице одного из соседей (а то, бывало, двух или трех сразу) и начинал говорить о погоде, видах на урожай в полях и огородах, о борьбе со снегом на дорогах района и о том, устоит ли Куба против Америки. Минуты просветления сознания у Водолаза были недолгими, и он прекращал общение с народом так же резко, как и начинал. К причудам этим бывшего кузнеца в селе постепенно привыкли. Агрессии «больной на голову» (это еще одно прозвище, которое дали острые на словцо сельчане Наташиному родителю) не проявлял, а иногда высказывал очень даже умные суждения. И многие его охотно слушали. Некоторые даже с интересом и вниманием. И искренне жалели, что речь Водолаза была недолгой. Раза два-три в год бывшего кузнеца и неудавшегося сплавщика возили на обследование в районную или краевую больницу. Иногда оставляли на месяц-другой в лечебнице, но всегда возвращали на малую родину. Несколько раз в числе сопровождающих бывшего мужа в столицу края была Наташина мать. Водолаз ее даже стал выделять среди других, но женой не признавал. На собственных детей он по-прежнему не обращал никакого внимания.