Андрей Волос
АЛФАВИТА. КНИГА СООТВЕТСТВИЙ
Друзьям.
Автор, самонадеянно потщившийся описать жизнь в алфавитном порядке, отдает себе отчет в том, что б б ольшая часть сей хаотической книги выглядит неправдоподобно, а подчас и просто нелепо. Вряд ли эти истории достойны прозвучать даже в компании самых непритязательных слушателей. Будучи же вынесены на всеобщий суд, они не могут не вызвать единодушного осуждения.
Алфавитное расположение статей и наличие перекрестных ссылок в тексте способно сбить с толку разве что самого простодушного и неопытного читателя, который, возможно, купится на эти наивные ухищрения. Сколько-нибудь опытный и разумный человек сразу скажет, что энциклопедическая форма носит совершенно искусственный характер и ни в коем случае не устраняет того ощущения необязательности, что остается после ознакомления с содержанием этого труда.
Я согласен: единственное, что оправдывает его существование, — это отсутствие хоть какой-нибудь выдумки.
Возможно, подобного оправдания все же недостаточно.
Но что делать — такова жизнь!..
В Алахадзе мы приехали… не знаю, почему мы приехали в Алахадзе.
Вообще, никому не известно, как это все подчас происходит. В общем, сели — и поехали. И приехали в Алахадзе.
Слава был очень умный молодой человек. Мы с ним работали вместе. Кроме того, он изучал философию.
Жарило октябрьское солнце, с моря дул холодный ветер, а мы лежали на грязной гальке, и Слава использовал свой шкодливый ум, чтобы подначивать меня на новые знакомства. Я знакомиться не очень хотел, но он то и дело поворачивал разговор таким образом, что мне приходилось вставать и вновь идти испытывать судьбу, пытаясь отрекомендоваться очередным двум девушкам.
Солнце проникало под кожу и будоражило кровь, и вид у меня был, должно быть, шаловатый. То ли по этой причине, то ли просто потому, что все они были грузинками и желали встретить на жизненном пути соплеменника, девушки знакомиться категорически не хотели.
Предложение перекинуться в картишки наполняло их красивые глаза неизбывным ужасом.
Ближе к вечеру мы собрали вещички и пошли домой.
Мы снимали одну из комнат большого двухэтажного дома. Дом принадлежал пожилому усатому армянину (см.). Оказалось, что каждое утро начинается совершенно одинаково.
Без чего-то семь муж дочери хозяина заводил под нашим окном нещадно трещавший мотороллер.
Следом за ним выбегала его жена — собственно, дочка хозяина, — и ровно до без двадцати минут восемь они дико орали друг на друга.
Орали по-армянски, я ничего не понимал, да и они, похоже, плохо себя понимали.
Не знаю, на что они списывали расход бензина.
Потом он уезжал, она шла досыпать или готовить баклажаны.
Через час выходил хозяин и целый день гулял по участку, меланхолично рассматривая свою мушмулу.
Однако вечером первого дня мы еще не знали утреннего распорядка. Не знали и того, что в нашем положении лучше всего лежать, стеная и с отвращением размазывая друг по другу простоквашу. Так мы провели последующие двое суток. А этим вечером Слава предложил идти на танцы.
Честно сказать, я засомневался. Слово «танцы» вообще никогда не вызывало во мне энтузиазма. А уж танцы в абхазской деревне и вовсе представились довольно сомнительным предприятием.
Однако Слава сообщил, что он уже все пронюхал — сегодня танцы происходят в санатории «Кодори», принадлежащем МВД ГрузССР. То есть там будут одни менты, что обещает совершенную безопасность.
Информация про то, что там будут одни менты, тоже не вызвала во мне радости (см. Персик). Я сослался на погоду — к вечеру ветер с моря стал очень холодным.
У него и на это нашелся ответ. Он полез в сумку и протянул мне свитер.
Это был синий свитер с красной полосой на груди. Полоса шла чуть наискось, придавая одеянию специфический военно-спортивный характер.
Кроме того, свитер был мне несколько маловат. Поэтому, когда я, уступая настоятельным просьбам товарища, все-таки в него облачился, из зеркала на меня ошалело вытаращился почти совсем готовый «бэтмен». Или человек-паук. Для завершения образа недоставало только черной маски.
Естественно, оказалось, что Слава наврал: в «Кодори» сегодня танцев не было. Слава заметил, что можно прошвырнуться до городской площадки. Я спросил у него, как площадка может называться городской, если расположена в пусть и разлапистом, но все же селе, и есть ли у него опыт посещения танцев на подобных площадках.
У меня самого он был, и довольно печальный.
Слава выразил сомнение в том, что мой опыт можно применять к законам нового времени.
Я только пожал плечами. Должно быть, уже начинали сказываться последствия солнечного ожога: чувство самосохранения перестало играть свою столь важную для любого организма роль.
Однако, увидев в натуре то, что называлось городской площадкой,
Слава несколько присмирел.
Танцы пока не начались, и оставалось неясным, как они могли бы осуществиться в будущем.
На полукруглой эстраде стояли двое. Первый держал электрогитару.
Показав второму какой-то сложный «квадрат», он передавал инструмент напарнику, и тот пытался повторить.
— Да не так же! — говорил первый, добавив кое-что непечатное.
