А.Кожевников
Алеша — Хинчин
— Пролетарий всех стран, соединяйтесь! Русско-китайский Алеша-Хинчин показывает китайский фокус-премудрость и собственный интересный выдумка; русско-китайский Алеша-Хинчин!.. — кричал мальчишка-оборвыш Алеша, размахивая зеленой потасканной буденовкой. Его товарищ, маленький китайчонок Хинчин, устраивал переносный столик и фокусные приспособления.
Люди сходились под липы Тверского бульвара и смыкались кольцом вокруг фокусников.
— Дон-динь, дон-динь! — бил китайчонок в медное блюдо.
— Начинается, глядите все. Вот два…
Оборвыш показывает под жестяной кружкой два черных шарика.
— Теперь глядите, — один ушел.
Алеша приподнял кружку. Под ней лежал один шарик.
— Один гулять пошел, в гости, оттуда он товарища приведет. Идут! идут!..
Оборвыш ударял палочкой по опрокинутой кружке.
— А, пришли!
Открыл кружку, под ней лежали три шарика.
— Привел, привел!
Китайчонок с медным блюдом обходил толпу и просил:
— Товарищ, товарищ, клади. Хорошо работал рушка-китайска Алеша-Хинчин.
— Э… на селедку есть, — крикнул Алеша, выхватив у китайчонка блюдо и подбросив вверх, — эти скоро гулять не будут, — потряс рваными пятисотками.
— Рыбу, сухую рыбу! — потребовали зрители.
— Покажем рыбу, — Алеша взял пустой стакан, положил в него горсть сухой рыбы и дохнул на нее.
В стакане появилась вода, потом ожила рыба и начала плескаться.
— Даешь, даешь! Селедка есть, на хлеб даешь!.. — снова призывал Алеша, подбрасывая буденовку.
— Динь-дон, динь-дон!
Звенело блюдо в тонких и желтых руках китайчонка.
— Новый фокус — японский император путешествует на дженерикше, — объявил Алеша.
Китайчонок встал на четвереньки, Алеша сел ему на спину и взял его за уши.
— Но-но, дженерикша, гуляй, гуляй, там земля трясет, гуляй, скорей гуляй!!! — погонял его и причмокивал.
Китайчонок вез «японского императора», а толпа раздвигалась.
Дженерикша не выдержал и упал.
— О, бедный дженерикша, жалко тебя, теперь пешком придется гулять, — говорил «император» выжимая из глаз слезы.
Потом он схватил блюдо и начал призывать.
— Даешь, даешь! Деньги даешь!
— Еще, еще! Давай, показывай! — просили зрители.
— Динь-дон, динь-дон! — зазвенело блюдо.
— Последний номер: «Алеша-Хинчин курьерским поездом гуляет к Рязанскому вокзалу»!
Китайчонок и Алеша обхватили один другого руками и начали кружиться.
Китайчонок перекидывал оборвыша, тот китайчонка, и так получалось быстро движущееся колесо из двух ребят.
— Курьерский поезд Алеша-Хинчин!
Ребята крутились по дорожке бульвара и кричали:
— Курьерский поезд Алеша-Хинчин гуляет к Рязанскому вокзалу!
— Еще покажи! — не унималась толпа.
Но фокусники сложили столики и ушли.
Собирался дождь.
Квартира Алеша-Хинчин помещалась на Краснопрудской улице в складе тары МПО, где целое поле было занято скатами пустых бочек, там и занимали Алеша-Хинчин две комнаты-бочки. Дождь барабанил по пустым бочкам, долго барабанил.
Хинчин после первого дня пригнул один палец и так лежал, на второй день пригнул второй палец, а к вечеру второго дня все пальцами на обеих руках согнул в два красных кулочка. Он потерял счет дождливым дням.
— Хинчин, спишь? — спросил соседней бочки Алеша.
— Нет, Алеша — ответил Хинчин с зубной дрожью.
— А чего делаешь?
— Лежим, Алеша.
— Иди Хинчин ко мне.
— Нет, лежим здесь, — отказался китайчонок.
— Тогда я к тебе приду.
И Алеша перебрался в бочку китайчонка. Хинчина, И Алеша- Хинчин были вместе в одной бочке.
— Аг-гы, зябко, рядом ляжем, теплей будет!
Алеша лег поближе и обнял Хинчина. Он же, маленький, худенький, желтенький, с закрытыми глазами, дрожал, прятал красные кулачонки под длинную синюю китайскую кофту.
— Ты чего молчишь, мерзнешь? — допытывался Алеша.
— Ничева, — шептал Хинчин с закрытыми глазами.
— Ах, Хинчин, Хинчин, жалко тебя, желтенький ты, на солнце вырос. Скоро дождь пройдет, вон там уж светло стало.
Хинчин открыл глаза, поглядел в муть неба и опять закрыл.
— Я жрать хочу. Есть у тебя шамовка? — спросил Алеша.
— Ничева, — еле слышно отвечал Хинчин
Замолчали, а дождь еще громче застучал по ребрам бочек.
— Пойдем работать, по вокзалам будем, там дождь не достанет, — позвал Алеша.
— Не пойдем, — отказался Хинчин.
— А чего шамать будешь?
— Китай хошим.
— Китай далеко. Работать надо, в Китай так не дойдешь.
И снова молча лежали. В тягучем мокром дне не поймешь, не узнаешь сколько времени, много ли, мало ли.
Алеша не забывал, что он голоден, не мог выбросить из головы, что сегодня не ел.
— Лежи, не лежи, а работать все надо, вставай, Хинчин, — сказал он.
Китайчонок ничего не ответил.
— Чего молчишь? Жрать ведь хочешь?
— Не хошим, не хошим! Китай хошим!..
— Китай, Китай! Бубнит одно! Ты не хочешь, я хочу. Кишки все подвело. Плюнул бы, лежи ты со своим Китаем, да пойти нельзя одному работать, китайца надо. Никто не пойдет без китайца, к русскому не пойдет, — рассердился Алеша, а потом обругал погоду. — Распустила тут тоже нюни.
— Давай, где струмент, уйду я от тебя, живи один. Хочешь в Китай, иди!
Алеша укладывал фокусный инструмент. Желтенький Хинчин лежал и вздрагивал.
— Ну, чего ревешь?! — оборвыш нахмурился, потом склонился над китайчонком и спросил:
— Хинчин, чего ты? Молчи!
