Нас четверо: Элла, Роза, Марта и Карла.
В другой жизни мы все могли бы стать подругами.
Но только не в Биркенау.
Бежать в таких дурацких башмаках было очень трудно. Грязь под ногами была густой, как патока. Те же самые трудности испытывала и женщина, бежавшая впереди меня. Один ее башмак увяз, и ей пришлось остановиться. Это хорошо. Я очень хотела прибежать на место первой.
В какой из этих одинаковых построек, «блоков», находится место, которое мне нужно? Уточнять было не у кого. Остальные тоже мчались вперед, не разбирая дороги, похожие на стадо испуганных животных. Туда бежать? Нет, сюда. Вот оно, это место. Я резко остановилась, и бежавшая за мной женщина едва не врезалась в меня. Мы обе взглянули на здание. Да, это должно быть именно оно. Ну что, теперь осталось просто постучать? А мы не опоздали, нет?
О, только бы я не опоздала!
Я привстала на цыпочки и заглянула в маленькое, прорезанное высоко в двери окошечко, но ничего не увидела в нем, кроме своего собственного отражения. Я пощипала себя за щеки, чтобы они слегка порозовели, и пожалела, что не доросла еще до того, чтобы иметь свой огрызочек помадного карандаша.
Хорошо хоть мой заплывший глаз приоткрылся, хотя зеленовато-желтый синяк, конечно, все еще не сошел. Но зрение уже полностью восстановилось, и это самое главное. Синяк и все остальное хорошо прикрыли бы густые волосы, но что жалеть о том, чего нет?
— Мы опоздали? — хрипло спросила женщина. — Мой башмак остался в грязи.
Когда я постучала, дверь распахнулась так быстро, что мы с женщиной подскочили от неожиданности.
— Опаздываете, — резко сказала нам молодая женщина, пристально оглядывая нас. Я посмотрела на нее в ответ. За три недели вдали от дома я так и не научилась правильно унижаться, несмотря на то какой силы удары следовали за неповиновением. Эта девушка была ненамного старше меня и, казалось, целиком составлена из углов. Нос у нее был таким острым, что им можно было нарезать сыр. Я всегда любила сыр. И рассыпчатую салатную брынзу, и мягкий сливочный сыр, который так хорошо подходит для свежего хлеба, и даже тот странный, с зеленым пушком, который старики любят в крекерах…
— Хватит стоять! — Острое лицо девушки нахмурилось. — Идите внутрь! Вытрите ноги! Ничего руками не трогать!
И мы зашли. Я сделала это и оказалась в швейной мастерской, «Салоне верхней одежды». Кажется, это рай. Как только я услышала, что здесь есть работа, то сразу поняла, что должна получить ее, чего бы мне это ни стоило.
В мастерской я насчитала примерно два десятка голов, склонившихся над жужжащими швейными машинами. Словно сказочные персонажи, подпавшие под заклятие. Я сразу заметила, что все они были опрятными, одетыми в рабочие коричневые комбинезоны — несравненно лучше грубой мешковатой робы, соскальзывающей с моих плеч.
Рабочие, деревянные, выскобленные до белизны столы были завалены набросками моделей и нитками. На полках в дальнем углу лежали лоскуты тканей — таких ярких, что мне пришлось проморгаться. В другом углу располагались безголовые портновские манекены. Откуда-то слышалось шипение и позвякивание тяжелого утюга, а в воздухе ленивыми насекомыми кружились пушинки хлопка от ниток.
Никто не оторвался от работы, девушки продолжали шить с таким усердием, словно от этого зависела их жизнь.
— Ножницы! — послышался крик откуда-то сбоку. Сидевшая за ближайшей машиной швея, не прекращая нажимать ногой на педаль, подняла лапку, чтобы освободить ткань, и незанятой рукой протянула ножницы. Я наблюдала, как инструмент переходил из рук в руки до стола, где ждал раскроя кусок темно-зеленого твида.
Открывшая нам дверь угловатая девушка пощелкала пальцами перед моим лицом.
— Не отвлекайся! Я Марта, и я здесь главная, понятно?
Я кивнула. Женщина, вошедшая за мной, заморгала и переступила с ноги на ногу. Ей было уже много лет, около двадцати пяти, нервная, как кролик. Из кроличьей кожи получаются отличные перчатки. Раньше у меня были домашние тапочки на кроличьем меху. Очень уютные. Не знаю, что случилось с самим кроликом. Наверное, пошел на рагу…
Щелк! Я вынырнула из воспоминаний. Нужно сосредоточиться.
— Слушайте внимательно, — приказала нам Марта. — Я не стану повторять…
Бам! Это снова распахнулась дверь, и в нее впорхнула еще одна девушка, сутулая, с круглыми щеками, как белка, собравшаяся припрятать горсть орехов на зиму.
— Прошу прощения…
Новенькая застенчиво улыбнулась и опустила взгляд на свои туфли. Я тоже посмотрела на них. Очевидно, она смущалась потому, что на ногах у нее была разная обувь. На одной ноге — атласная туфелька болезненно-зеленого цвета с металлической пряжкой, на другой — грубый кожаный башмак с оборванными шнурками. Когда нас впервые переодевали, то просто накидали разномастной обуви. Неужели эта Белка не смогла найти нормальную пару? Уверена, она бесполезна. И еще этот ужасный, ужасный акцент. Богачка.
— Я немного опоздала, — сказала она.
