ГАЙ ДАВЕНПОРТ
АЭРОПЛАНЫ В БРЕШИИ
(Из сборника "Татлин!", 1974)
Кафка стоял на молу Ривы под небом раннего сентября. Если б не высокие ботинки на пуговицах и не расклешенное пальто, в его непринужденной позе виделась бы атлетическая ясность. Ходил он с гибкостью велогонщика. Отто Брод(1), с которым он провел утро за обсуждением синематографа и прогулками по берегу под говорливыми соснами мимо желтых вилл Виа Понале, закурил сигару и предложил выпить легкого пива перед обедом. Приливом сладкого воздуха с озера разметало кружок голубей, они захлопали крыльями вверх и врезались в суету чаек. Рыбак в синем фартуке развалился на ступенях набережной, покуривая маленькую трубку. На шесте над совершенно квадратным строением трепетал австрийский флаг с черным двуглавым орлом. Старик, связывавший фалы сети, растянутой между столбами, наблюдал за ними с нескрываемым участием, свойственным всем итальянцам. Где-то в холмах мягко прозвонили в колокол.
- Хорошая мысль, сказал Кафка. Хоть привкус Даллаго(2) изо рта вымоет.
Глаза его, когда их можно было различить под широкими полями черной федоры, казались противоестественно большими. К природной смуглости его квадратного лииа, грубого костью, Италия прибавила, как заметил Отто, розоватый оттенок.
Оrа(3), южный ветер, задувающий с Сирмионе, начал ерошить темную синеву озера.
Старый венецианский форт между Читта-Рива и железнодорожным вокзалом казался Кафке чужеродным телом среди эвклидовой простоты домов Ривы. Он напоминал о schloss(4) в Меране(5), не дававшем ему покоя не только своей незаселенностью и слепотой оконных створок, но и подозрением, что замок этот неизбежно вернется к нему в самых тревожных снах. Но даже не предчувствуя немого притязания этого пустого замка остаться у него в уме присутствием желанным или же объяснимым, он всегда приходил в ужас, сознавая, что в мире есть веши, лишенные всякого значения и, тем не менее, упорствующие в собственном существовании, вроде тяжелых сводов законов, которые человечество в тупом упрямстве никак не хотело уничтожать, но и повиноваться которым отнюдь не стремилось. Замок в Риве, Rосса, Скала, служил казармой для новобранцев, однако замок в Меране, Брунненбург, был гигантской раковиной. Неожиданно он услышал, как в одной его комнате в вышине зазвонил телефон, и, забыв обо всем остальном, заставил себя подумать об утре в Баньи-делла-Мадоннина и о том, как Отто вежливо, но уклончиво отвечал Даллаго, поэту, вызубренно оправдывавшему единство человека с природой. Какой дурак, позже сказал Отто, уже на прогулке.
Кубы Ривы, белые и точные, были архитектурой, заметил Кафка, противоположной долькам и щупальцам Праги. К тому же, в самом свете Ривы чувствовалась истина, как сказал бы поэт, противоположная полуправдам витражного солнечного света Праги, в котором не было огня, не было абсолютной прозрачности. Не высокими брусьями света, поделенного на квадраты в отмеренных пропорциях, погода в Праге казалась, но темной и сияющей роскошью.
Отто ответил, что свет здесь чист и пуст, и творит свободу среди предметов. Сами тени здесь рассечены. Этот мир старше, добавил он, однако сюда возвращается новая архитектура. Бетон - всего лишь опять средиземноморская глинобитная хижина, а стены из стекла - новая тоска по ломтям света, как в распахнутых эгейских пейзажах. Новейший стиль, сказал он, всегда влюблен в старейший из нам известных. Следующее Wiedergeburt(6) придет от инженеров.
Макс Брод(7), которого они оставили писать в pensione(8), уже сидел в кафе и держал над головой газету, чтобы им было видно.
- Они собираются летать в Брешии! крикнул он, и официант, казалось, подносивший зельтерскую самому Царю Болгарии, настолько сурово он на них надвигался, с непоколебимым достоинством глянул через плечо Максу, который для него был всего-навсего чехом и, вероятно, евреем, топающим ногами и потрясающим в воздухе "La Sentinella Bresciana"(9).
- Аэропланы! Блерио! Кобьянчи! Die Brueder Wright!(10)
- Due biondi, piacere(11), сказал Отто официанту, с облегчением увидевшему, что приятели чеха не собираются размахивать руками и плясать на террасе.
- Невероятно, сказал Отто. Абсолютно невероятно повезло.
Кафка сразу расхохотался, поскольку Макс был настолько же сиюминутен, насколько он сам мрачно откладывал все на потом, и дружба их всегда была состязанием порывов Макса и осмотрительной неторопливости Франца. Такая комедия между ними разыгрывалась повсюду. Они пробыли в Риве день, Макс же месяц убеждал Франца провести здесь отпуск, и вот теперь, на второе утро, Макс сам торопит их.
Однако, как он быстро добавил, он не может поставить под сомнение притягательность летательных машин, которых никто из них до сих пор не видал(12). Из-за них больше чем стоило отказаться от милого спокойствия Ривы.
Отто взял у Макса газету и разложил на столе.
- Брешия - всего лишь на другой стороне озера, объяснил Макс. Мы можем сесть на пароход до Сало, а оттуда местным. Полеты - через три дня, но надо будет туда приехать хотя бы за день, поскольку вся Mitteleuropa(13) повалит туда толпами, вместе с кузинами и их тетушками. Я уже написал Комитету вот тут, во втором абзаце. Естественно, там есть Комитет.
