I. НЕОЖИДАННЫЙ КОНЕЦ ГААГСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ
Конференция мира. Неприятное пробуждение. Гаага в огне. Теория мира и практика войны. Отлет в Париж. Катастрофа в море. Расстрел сверху и снизу. Гибель Ванга.
Очаровательное место Отель Всемирного Соглашения в Гааге. Я три месяца занимал в нем роскошно меблированную комнату, как участник периодической конференции мира. Большая парижская газета «2000 год», командировавшая меня на конгресс, не жалела издержек.
Заключительный день прошел очень оживленно. Сто двадцать дипломатов, собравшихся на конференцию, пригласили к участию в банкете представителей печати, этой необходимой помощницы их трудов. Прекраснейшие речи говорились inter pocuis. Оживлению способствовали ордена, полученные в последний день всеми участниками конгресса. Разумеется, не было недостатка в божественных дарах Бордо, Шампани, Бургони, Рейна. А какие ликеры подавались после кофе! Какие сигары!
Были приняты благороднейшие резолюции; лучезарнейшие перспективы открывались перед восхищенными взорами; только и речи было, что о братстве народов, отныне непоколебимом, благодаря простому механизму конгресса. Это было прекрасно, прекрасно, прекрасно!
По приглашению г. Вандеркуйпа, владельца Отеля Соглашения, я остался на сутки после окончания конференции, с целью присутствовать при бракосочетании его дочери, очаровательной восемнадцатилетней блондинки, мадмуазель Ады — или мисс Ады, как величали ее, вероятно потому, что ее жених, поручик Том Дэвис, был офицером английской армии.
Я спал спокойно в эту ночь, но около четырех часов утра меня разбудил какой-то гул, наполнявший огромное здание отеля. В ту же минуту моя дверь затряслась от сильных ударов кулаком.
— Кто там? — крикнул я в испуге.
— Это Ванг, муссо — отвечал дрожащий голос. — Скорей отворять. Кончали спать! Большой беда!
В самом деле, это был Ванг, мой слуга-китаец, смешной, но верный малый, которого я добыл когда-то в Маньчжурии.
Мысль о пожаре мелькнула в моей голове. Поспешно отворив дверь, я спросил:
— Где горит?
— Везде, — ответил китаец, широко раскрытые глаза которого выражали безумный ужас. Я бросился к окну, отдернул занавеску и с ужасом отшатнулся. Город пылал! Дворцы, отели, музеи, рынки, даже суда на канале превратились в ряды костров.
— Как же мог город загореться одновременно в разных местах? — воскликнул я. — Значит, это поджог?
— Это, муссо, конференция наделала.
— Как? Что? Что ты мелешь? При чем тут конференция?
— Да, муссо, конференция, — настаивал Ванг, помогая мне одеваться. — От нее вышел война.
— Война? Какая война? Ты с ума сошел, бедняга? Но в эту минуту задребезжал звонок телефона. Я ответил, и гулкий голос — в котором я узнал голос одного из моих четырех помощников-репортеров — раздался с потолка, где помещалась вибрирующая пластинка мегафона, заменившего прежнее приспособление.
— Это вы, патрон?
— Да, — ответил я, — узнаю ваш голос, Пижон. А где же Малаваль, Жувен, Коке?
— Собирают справки. Я забежал поговорить с вами по телефону.
— Хорошо сделали. Я совершенно как в лесу! Что такое происходит?.. Кстати, посмотрите, действует ли телефотограф?
— Действует, в исправности… Вот — видите ли меня, патрон? — На телефотографической пластинке появилось несколько женственное лицо Пижона.
— Вижу… Как вы бледны, однако, голубчик!
— Еще бы! Вокруг меня все в огне.
— Да где вы находитесь?
— В бюро секретариата, во Дворце Мира.
— Объясните же мне, в чем дело? Кто поджег город? Ванг твердит о какой-то войне.
— Война и есть… Да, ведь вы ушли раньше и не видели сцену за шербетом. Впрочем, сам дьявол не разберет, как она собственно произошла. Во всяком случае, что-то вздорное, ребяческое, из-за вопроса о том, кому первому подносить шербет. Германский посланник, князь Лихтенталь-Шварценберг, обиделся и сказал какую-то резкость, на которую английский посол сэр Гарви Ньюгоуз ответил в том же тоне.
— Ну?
— Дальше — больше. Кто-то, желая уладить столкновение, подлил масла в огонь, и кончилось тем, что сэр Гарви Ньюгоуз потребовал формального извинения. Немец отказался, оба посла телефонировали своим правительствам.
— Черт знает что такое! Точно во времена Людовика XIV. Дальше?
— Ну, столкновение за шербетом произошло в 2 ч. 10 минут пополуночи; в 2 ч. 25 м. мы узнали, что король Англии дал германскому императору полчаса сроку для представлений извинений; а около трех часов эскадра прусских аэрокаров, державшаяся наготове где-то в Вестфалии, пролетела над Гаагой, направляясь в Англию. Мимолетом она пустила в столицу…
— Столицу нейтрального государства?
— Ну да, кто же с этим считается?… пустила дюжину зажигательных снарядов, — должно быть, в знак своего уважения к Конференции Мира. Город загорелся в нескольких местах разом.
— Но как же так? Война без предварительных переговоров, без декларации?…
— Как вам известно, патрон, на каждой Конференции Мира торжественно повторяется, что началу враждебных действий должен предшествовать ультиматум или декларация. Это язык банкетов и дипломатических бумаг; на деле, разумеется, заговорят иначе. Подумайте, ведь мобилизация воздушных, сухопутных и морских сил в каждой стране рассчитана теперь на минуты, на минуты…
