Зыбучие пески. Книга 2 - [35]

Я торопливо прервала его:

— Должна признаться, что слышала вашу ссору с отцом… частично. Я слышала, как он говорил, что намерен отослать вас.

— А я ответил, что не собираюсь уезжать.

— А через некоторое время я случайно сыграла пьесу, которую кто-то подложил в выбранные им ноты.

— И вы думаете, что это — я.

— Только если сами признаетесь.

— Тогда я признаюсь, что не делал этого. И вы мне верите?

— Да, — ответила я. — Я верю.

Он взял мою руку и поцеловал.

— Пожалуйста, — сказала я, — прошу вас, всегда говорите мне правду. Я намерена помочь вам и должна знать правду.

— Вы делаете меня исключительно счастливым, — сказал он, и я была глубоко тронута его словами, а еще больше — тоном; такого проникновенного, мягкого голоса я у него никогда не слышала.

— Вот именно этого я хочу, — ответила я порывисто и торопливо добавила: — Мне пора возвращаться.

Я уже повернулась, чтобы уйти, но он подошел ко мне и неожиданно сказал:

— Между нами всегда была связь. Обоих не отпускает прошлое. Я убил брата, а вы любили — неразумно и слишком сильно.

— Не считаю, что любить — неразумно и что можно любить слишком сильно.

— Значит, вы не согласны с поэтом?

— Не согласна. Уверена, нельзя слишком сильно любить… слишком много отдать… потому что самая большая радость в жизни — любить и отдавать.

— Больше, чем любить и получать?

— Да, уверена.

— Тогда, вы, наверное, были счастливы.

— Была.

Мы шли по лугу, а впереди неясно вырисовывался сад.

— Итак, — заключила я, — привидения мы не обнаружили.

— Нет, — ответил он, — но, возможно, обнаружили что-то гораздо более важное для нас обоих.

— Спокойной ночи.

Я оставила его стоять, а сама поскорее вошла в дом.

Глава пятая

Я заглянула к миссис Линкрофт в гостиную сказать, что не иду сегодня в школу, а Сильвия, которая уже поправилась, придет к нам на занятия вместе с девочками.

Дверь была полуоткрыта, и я легонько постучала. Никто не ответил, тогда я тихонько позвала миссис Линкрофт по имени и, открыв дверь пошире, заглянула в комнату.

К моему удивлению, она сидела за столом и читала газету.

— Миссис Линкрофт, — спросила я, — с вами все в порядке?

Она подняла голову, и я обратила внимание, что она бледна, а глаза мерцают непролитыми слезами.

Однако почти сразу выражение ее лица изменилось, и она снова стала сама безмятежность.

— О, миссис Верлен, входите же, входите.

— Вы хорошо себя чувствуете? — спросила я, войдя.

— О… м-м-м… да. Просто немного хочется спать. Минувшей ночью плохо спала.

— О, голубушка, простите. Что-нибудь случилось?

Она пожала плечами.

— Я уже годами не сплю нормально.

— Это очень плохо. Надеюсь, вы ничем не встревожены?

Она обеспокоенно взглянула на меня и положила руку на газету, как бы желая закрыть ее от меня.

— Встревожена? А… нет, разумеется, нет.

Сказано слишком горячо, подумала я.

Она рассмеялась, но и смех прозвучал нарочито.

— С тех пор как я вернулась сюда, жизнь моя протекает вполне спокойно и удобно. Беспокоиться не о чем. Не могу и выразить, какая радость иметь ребенка.

— Могу себе представить. Однако женщине трудно воспитывать ребенка. — На ее щеки вернулись обычные бледные краски, и я продолжала: — А вам это удалось замечательно.

— О, милая моя Алиса. Я не хотела, чтобы она появлялась на свет, но когда она все-таки появилась… — Неожиданно она добавила: — Я знаю, Алиса сообщила вам, кто ее отец. Она мне призналась. По-моему, она готова этим хвастать. Хотя и винить ее трудно. Конечно, ничего хорошего в том, что она узнала, но такие вещи трудно сохранить в тайне… особенно при такой девочке, как Алиса. Она, по-моему, просто чувствует правду.

— Думаю, она гордится своим происхождением, а это лучше, чем его стыдиться.

— Гордиться особенно нечем, — сказала миссис Линкрофт. Она опять положила руки на газету. — Полагаю, вы понимаете, как происходят подобные вещи, вы женщина светская, миссис Верлен, жили за границей, много путешествовали… Мне бы не хотелось, чтобы вы слишком строго судили меня… или сэра Вильяма. Он был не очень-то счастлив в браке, я утешила его, как могла. Не знаю, как все случилось, но думаю, в этом нет ничего удивительного.

— Конечно, — сказала я. Мне показалось, что она говорит только потому, что никак не может остановиться.

— Моя мать говаривала, что в каждом крылечке есть скользкий камешек. Она из Шотландии, и у них бытует такая поговорка. Она означает, что любой из нас может поскользнуться, если не будет осторожен. И отчасти это верно.

— В ней житейская мудрость.

— Я была очень молода, когда приехала. Несколько месяцев служила гувернанткой, а затем стала компаньонкой леди Стейси. В мои обязанности входило сидеть с ней, читать, причесывать. Работа спокойная, потому что леди была такой мягкой, кроткой… иногда это даже плохо. Она чем-то напоминала Эдит. Наверное, поэтому и сэр Вильям был без ума от Эдит.

Слушая, я представила себе молодую красивую женщину, — а она, конечно же, была красива, прежде чем поблекнуть и стать такой грустной, как сейчас, — очень привлекательную, со стройной, гибкой фигурой, красивым лицом с глубоко посаженными серо-голубыми глазами. И Изабелла Стейси… мать двоих мальчиков, обожаемого Бью и Нэйпира, которому никогда и ни в чем не удавалось сравняться с братом. У Изабеллы, возможно, затаилась горечь, потому что ей пришлось оставить ради брака карьеру. Однако и любовь мужа сохранить не удалось поскольку здесь появилась эта красивая женщина, ставшая служанкой, в которую влюбился сэр Вильям.