Зыбучие пески. Книга 1 - [6]

Она дала мне гораздо большее утешение, чем могла представить.

— Поедем в Англию, — сказала она. — Посмотришь, что мы раскопали. Наши находки превзошли все ожидания — одна из лучших римских вилл под Веруланиумом.

Я улыбнулась, и мне захотелось сказать, как я ее люблю.

— Я ведь буду там совершенно бесполезна, — запротестовала я. — Только помешаю. — Глупости! — Она снова была старшей сестрой и намеревалась заботиться обо мне, хотела я этого или нет. — Как бы там ни было, ты едешь.

Итак, я отправилась в Ловат-Стейси и нашла утешение в обществе Ромы. Когда она представляла меня своим друзьям на раскопках, я почувствовала гордость за свою сестру — такое явное уважение они к ней проявляли. Она обращалась ко мне с обычным энтузиазмом и старалась не подчеркивать того влияния, которое всегда имела на меня, а я просто радовалась и этому влиянию, и ее обществу и потихоньку начала интересоваться работами. Эти люди проявляли столько горячности и рвения, что не подпасть под их влияние было просто невозможно. Недалеко от римской виллы стоял маленький домик, который сэр Вильям Стейси разрешил Роме занять. В нем мы и поселились. Мебели совсем мало: две кровати, стол, несколько стульев да еще кое-какая мелочь. Комната на первом этаже забита археологическими инструментами: лопатами, вилами, кирками, скребками, мехами для обдува. Рома была в восторге от этого места, потому что от него близко к раскопкам, а все остальные жили довольно далеко, в деревне и в местной гостинице.

Рома показала мне находки, в том числе и мозаичный пол, приводивший ее в восторг. Она с умилением демонстрировала геометрические узоры из белого мела и красного песчаника и настояла, чтобы я обследовала три ванны, которые, как она сообщила, свидетельствовали о том, что вилла принадлежала довольно состоятельному патрицию. Эту ванны назывались — тепидарий, калидарий и фригидарий[3]. Латинские термины слетали с ее языка, как молитва, и, слушая ее восторженные рассказы, я оживала.

Мы вместе ходили гулять, и Рома была как никогда близка мне. Мы ездили в Фолкстон смотреть римский лагерь Цезаря и ходили к меловому холму “Сахарная голова” и к колодцу Св. Томаса, у которого останавливались напиться воды паломники, идущие к храму Св. Томаса Бекетского. Вместе мы взбирались на высоту четырехсот футов к вершине холма, на котором находился римский лагерь; я никогда не забуду, как она стояла там и ветер трепал ее чудные волосы, а глаза сияли от восторга, когда она показывала мне окопы и укрепления. День был ясный, море спокойное и прозрачное, и на расстоянии 20 миль я могла отчетливо видеть землю, когда-то называвшуюся Римской Галлией, и совсем нетрудно было представить себе легионы на марше.

В другой раз мы отправились в замок Ричборо, развалины одной из самых замечательных крепостей римской Британии, как сказала Рома. Она называла их “рутупии”.

— Император Клавдий сделал эту крепость основным местом высадки своих легионов, пересекающих канал из Булони. Стены дадут тебе представление о том, какой замечательной когда-то была эта крепость.

Она получала несказанное удовольствие, показывая винные погреба, амбары и развалины храмов, и невозможно было не разделить ее восторги, когда она рассказывала обо всех этих чудесах: развалинах массивных каменных стен в Портленде, бастионах и подземных переходах.

— Тебе следовало бы сделать археологию своим хобби, — сказала она задумчиво и с явной надеждой. Она и в самом деле верила, что, занявшись археологией, я непременно обрела бы ту замену, в которой так отчаянно нуждалась. Мне так хотелось сказать, что это она заменила собою все утраченное мной, что именно ее забота и любовь помогли мне, ибо дали почувствовать, что я не одинока.

Однако говорить такие вещи Роме было нельзя. Если бы я попыталась поблагодарить ее, она тут же вскричала бы: “Глупости”. И я дала себе обещание, что в будущем стану чаще видеться с ней, интересоваться ее работой и всячески давать понять, как я счастлива иметь сестру.

Стараясь дать мне возможность отвлечься, Рома послала меня помогать в реставрации мозаичной настенной тарелки, найденной на раскопках. Это была работа для специалистов, и мои обязанности ограничивались тем, что я подносила всякие нужные кисти, щетки и растворы. Тарелка представляла собой желтоватый диск с чем-то вроде картины, которую мы и намеревались восстановить. Рома сказала, что кусочки мозаики хрупкие и работать нужно осторожно, но зато когда мы закончим, находка займет достойное место в Британском музее. Я была очарована той бережностью и тщательностью, с которой велась реставрация, и поймала себя на том, что испытываю нечто вроде восторга, когда кусочки точно подходят один к другому.

А потом я обнаружила и сам Ловат-Стейси — огромное здание, господствовавшее над окрестностями. Именно благодаря его владельцу Рома и ее друзья и получили разрешение на раскопки.

Оно возникло неожиданно, и от удивления у меня перехватило дыхание. Над окружающим пейзажем, возвышаясь, господствовала огромная башня с воротами. Она состояла из центральной башни, укрепленной по обеим сторонам двумя еще более высокими восьмиугольными башнями с выступами. Ее злобная мощь произвела на меня впечатление. В башне проглядывали высокие узкие окошки. Через ворота я могла видеть высокие каменные стены. К воротам вела дорога, с обеих сторон, огороженная каменными стенами, поросшими мхом и лишайниками. Я была зачарована и в первый раз после смерти Пьетро перестала думать о нем хоть на несколько минут. В следующее мгновение я ощутила почти непреодолимое желание пройти по этой дороге, войти в ворота и посмотреть, что же там, на той стороне. Я даже сделала несколько шагов, но, ступив на дорогу, я увидела высеченные над воротами водостоки: ядовитые, жестокого вида существа — и заколебалась. Они как будто предупреждали о чем-то, и я вовремя остановилась. Не стоило входить в чужой дом только из праздного любопытства. Я вернулась в наш домик, полная впечатлений.