Зыбучие пески - [33]

Судья предлагает подождать с ланчем до часа, чтобы закончить с требованиями компенсации.

Сандер не скрывает раздражения. Всем своим видом он выражает возмущение, что они не понимают, что я слишком молода и не в состоянии выдержать столь долгие перерывы между едой. Они должны думать об уровне сахара у меня в крови.

После долгого – не меньше пятнадцати минут – спора судья соглашается сделать перерыв на ланч. Заседание возобновится в час.

Я не понимаю, ради чего Сандер это все затеял. Когда он говорит, то никогда не нервничает и не заминается, подыскивая слова. Он всегда знает, что надо говорить.

На прошлом заседании адвокат говорил о том, что я знала и что не знала, о том, что я делала, и чего не делала. Сандер предпочитает говорить о том, чего я не делала.

Например, в тот день, когда мы с Себастианом поехали вместе в школу. Утром я пришла к Себастиану домой и была внутри одиннадцать минут. Мой приход и уход запечатлели камеры. Но никто не знает, что происходило, пока я ждала Себастиана в прихожей. Ждала ли? Разве это возможно? Обвинитель считает, что за эти одиннадцать минут я успела сделать много чего. Сандер утверждает, что я просто ждала. Одиннадцать минут – это довольно долго. Целая вечность. Разве мне так не кажется? Неужели я только сидела в прихожей, сложив руки на коленях? Не проверяла мобильный? «Фейсбук» или «Инстаграм»? Снэпчат? Не послала ни одного смайлика? Не оставила после себя ни одного камушка, ни одной крошки хлеба, как Гензель и Гретель, когда отец завел их в лес, чтобы дети не могли выбраться и умерли с голоду. Нет, к сожалению, ответ «нет». Это неподходящий для «Инстаграма» момент.

16

Первая неделя судебного процесса, пятница

После ланча и после того, как адвокаты жертвы сказали положенные «справедливо», «закономерно», «целесообразно», «намеренно» и «умышленно», остается пятьдесят минут до окончания заседания и начала уик-энда. Сандер снова изображает раздражение.

– Это неприемлемо, – говорит он ехидным голосом. – У нас совсем не осталось времени на наше выступление.

Сначала я думаю, что судья будет протестовать, но он только кивает и говорит, что на сегодня заседание закончено. Обвинение не возражает. Мы встаем, собираем папки, ручки, бумаги и сумки и выходим из зала раньше запланированного.

Теперь можно начинать ждать понедельника. Машина из следственного изолятора еще не прибыла. Мы ждем ее в выделенной нам комнате. Я, Сандер, Фердинанд и Блин. Все хотят домой, но ни Фердинанд, ни Блин не отваживаются отпроситься пораньше. Сандер меряет комнату шагами, потом поворачивается к Фердинанд: «Я хочу, чтобы ты проверила, как идут переговоры между родными Денниса Оруэмаса и адвокатами Фагермана».

В школе Себастиан первым застрелил Денниса. Газеты раздули из этого шумиху, потому что первой жертвой стал темнокожий. Но Себастиан не был расистом. Дело было не в цвете кожи. Дело было совсем в другом. И хотя журналисты и пытались представить это убийство как вызванное расовыми мотивами и писали, что жители Юрсхольма ненавидят тех, кто на них не похож, на самом деле родители учеников никогда не возражали против детей из других районов. Даже наоборот. Зазнайка Самир и парочка темнокожих ребят хорошо смотрелись на фото на аккаунте гимназии в «Инстаграме», как фотография с рынка в Марракеше хорошо смотрится на политкорректной страничке моей мамы. Такие ученики – доказательство (с фильтром или без), что школа высоко ценит разностороннее образование, толерантность, отсутствие предрассудков и свободное время.

Но Деннис не был обычным учеником. Он не был смуглым красавцем с Сёдермальм – плодом любви блондинки-хохотушки и студента по обмену из Западной Африки. Имя ему дали не в честь певца соул, и ничего интересного он собой не представлял. Он чавкал во время еды, задавал странные вопросы слишком громким голосом, смеялся, когда было несмешно. Поднимаясь по лестнице, он начинал задыхаться, наклонялся вперед, прижимал ладони к бедрам, опускал плечи и со свистом дышал. Может, у него была астма, а может, он просто был в плохой физической форме, усугубленной чипсами и кетчупом. Деннис вместе с тремя приятелями с того же класса, что и он (основной предмет – труд), всегда приходил в столовую первым, а уходил последним. И его класс не являлся гордостью школы. Их занятия проходили в отдельной пристройке, далеко от наших кабинетов. И единственная причина, по которой мы знали, как этих парней зовут, заключалась в том, что Деннис торговал наркотиками.

Сандер озабоченно морщит лоб. Морщинка такая глубокая, что видна, даже если смотреть на его лицо со стороны. Он поворачивается к Блину.

– Нам придется встретиться в воскресенье после обеда, чтобы обсудить, как привлечь внимание суда к другим аспектам жизни Оруемаса.

Обвинитель всячески пыталась вызвать сострадание к Деннису. Рассказывала, как он один бежал из Африки, жил в приюте для беженцев, боялся высылки и все такое. Думаю, Сандер хмурится, потому что не знает, как показать суду, что хоть нам и жаль Денниса (мы хорошие люди, нам жаль, что этот жирный наркодилер умер), но при этом мы помним, чем он занимался, а именно поставлял наркоту Себастиану, и дело тут вовсе не в предрассудках.