Звуки музыки - [44]

Через три дня шторм утих, палуба наполнилась фигурами с зеленоватыми лицами и пустыми глазами, которые быстро приходили в себя под теплым солнышком. Море теперь было как зеркало.

Мне стало ясно, что нам нужно изучить английский, поскольку в Америке люди говорят на этом языке.

— Ну что ж. Если я должна выучить английский — вперед.

Когда муж заметил мое рвение, он сказал:

— Ты знаешь, как можешь выучить английский за двадцать четыре часа? Тебе придется каждый час выучивать одну двадцать четвертую.

Об этом я и думала, когда в первый ясный солнечный день вместе с остальными пассажирами вышла прогуляться по палубе, вооружившись карандашом и блокнотом и слегка прислушиваясь к разговорам вокруг. Обнаружив группу леди и джентльменов, говорящих по-английски, я приблизилась к ним и с самой вежливой интонацией голоса произнесла единственную фразу, которую знала:

— Please, vat is fat? [10] — указывая на свои часы.

— A watch [11], — ответил джентльмен, с любопытством глядя на меня.

— Е Votsch, — старательно записала я. — And fat? — указывая на свое кольцо.

— Ring, — ответил он, улыбаясь.

Это было начало моего необыкновенного курса английского. Пассажиры увидели мое страстное желание одолеть насколько возможно их язык за короткий срок. Они поняли также, что мне это необходимо, и оказались определенно незаменимыми для этой цели.

Милая мисс Пауэлл, английская актриса и очень приятная леди, занялась моим произношением.

— Вы не должны говорить «vat», дорогая, — сказала она мне. — Говорите «Ноо-wat», — и она достала маленькое зеркальце, — «Ноо-wen, hoo-were».

Чрезвычайно терпеливо я повторяла перед зеркалом «Ноо-wat», чувствуя себя чистокровной англичанкой.

Один из той группы, американский доктор, был шутником. Он тоже провел со мной несколько индивидуальных занятий и, без предупреждения, научил меня массе всевозможных вульгарных слов и выражений. С серьезным выражением лица я записывала: «Если какой-то человек очень возбужден, и вы хотите утихомирить его, только скажите… Если вы хотите, чтобы кто-то вышел из комнаты, только скажите…» Я была глубоко признательна доктору Джонсону, особенно несколькими неделями позднее, когда возникла ситуация, в которой его советы оказались как нельзя более кстати.

Процесс нашей американизации проходил успешно. Наши друзья угостили нас настоящими американскими напитками: имбирным лимонадом, кока-колой, бодрящим пивом. Лимонад был изумителен, а от пива и кока-колы я решительно отказалась, едва попробовав.

— Это слишком по-американски, — возразила я.

От доктора Джонсона мы узнали об американских деньгах: пенни, никкелях, даймах, квартах и баксах.

Мы услышали первые в нашей жизни американские песни: «Мой старый дом в Кентукки» и «Старый негр Джо» в новой обработке отца Вазнера, и они нам очень понравились. В последний вечер была большая вечеринка, и я уже могла понимать многое из того, что говорилось вокруг, спасибо нашим новым друзьям: Виктории Пауэлл, доктору Джонсону, Мэри Хьюго, учительнице из Даласа, и приятному американскому консулу, который возвращался домой в Цинциннати из южных морей. Они сказали, что первое впечатление о человеке — очень важно, и мы будем сталкиваться с этим снова и снова. Это была наша первая встреча с американцами, и они показались нам добрыми, великодушными, отзывчивыми людьми.

Когда мы проснулись последним утром, мы проходили Нэнтакет и скоро должны были быть в Нью-Йорке. Все стояли у бортов, и вскоре, словно мираж, из тумана возникли огромные небоскребы Манхеттена.

Это — была — Америка!

Глава II ПЕРВЫЕ ДЕСЯТЬ ЛЕТ — САМЫЕ ТРУДНЫЕ

Растерянные — совершенно растерянные — вот какими мы все были, когда три такси высадили нас на 7-й авеню, у 55-й улицы, перед отелем «Веллингтон» — нас и наши пятьдесят шесть мест багажа: все инструменты в футлярах, спинет, большой чемодан с концертными костюмами, наши личные вещи, причем одна из сумок была надписана «Барбара фон Трапп», в ней были маленькие вещи, которые носили наши малышки.

Стоя на тротуаре в ожидании пока выгрузят багаж, я медленно прочитала то, что гласили огромные светящиеся буквы: «А-П-Т-Е-К-А». Это был первый случай, когда я сама прочла слово. В Европе у нас не было аптек. Какое облегчение я почувствовала!

«Это хорошо, — думала я, — что я буду жить в отеле рядом с аптекой. Я никогда не потеряюсь в Нью-Йорке!»

Самые высокие здания в Вене насчитывают пять-шесть этажей. Когда лифт доставил нас на девятнадцатый этаж, мы просто не могли поверить в это, сразу бросились к окнам и с содроганием взглянули в глубокую пропасть, по дну которой медленно ползали маленькие машины и крошечные человечки. Это было первое, о чем мы написали домой: «И мы живем на девятнадцатом этаже!»

Любезный джентльмен из ведомства нашего концертного менеджера, который помог нам при прохождении службы иммиграции и устроил в отель, теперь откланялся с дружеским «увидимся завтра».

В последний раз мы ели на борту парохода. Это было около восьми часов, и теперь все мы были голодны. Но больше мы не были на корабле, где просто садились за большой стол в столовой три раза в день. Безжалостный вопрос, который неизбежно должен был возникнуть теперь: сколько у нас денег? После того, как карманы всех двенадцати из нас были вывернуты, деньги сложены вместе, набралась невероятная сумма в четыре доллара. Этого должно было хватить на ужин и завтрак, а на следующий день мы могли попросить у мистера Вагнера, нашего менеджера, немного денег взаймы. Мы отправили мальчиков с двумя долларами вниз купить хлеб, масла и фруктов. Свежие фрукты были редкостью на борту корабля, но на берегу осень — самое время для того, чтобы купить фрукты дешево, и поэтому мы вдоволь наелись яблок, слив, груш и винограда.