Звук твоего сердца - [8]

Московский вокзал, кассы, толкучка в очереди, билеты до Москвы, на ту символичную и значимую Аврору, которая ровно год назад примчала меня в сладостную историю любви с декорациями помпезного Питера.

Видеть Алекса я более не хотел. Еще сидя в автобусе, я сломал свою сим-карту, стер из карты памяти телефона его номера, а чтобы не было соблазна написать Алексу, я сменил пароль «в контакте» и не записал его. Почтовым ящиком от аккаунта я давно уже не пользовался, поэтому шансов найти своего бывшего возлюбленного у меня не осталось. Я обрезал все связующие нити. Мое решение — исчезнуть.

До посадки оставалось два часа.

Я провел их в зале под огромными часами, которые заодно были и схемой маршрутов поездов. Интересно так… Москва, Владимир, Харьков, Одесса… Столько городов, столько стран еще осталось мне неведомыми. И везде там живут люди, дышат воздухом, смотрят на солнце, они одинаково не выносят жары, ругаются на повышение цен, сетуют на болезни. Мир — это муравейник, он живет в едином ритме, но ты не знаешь даже, что происходит рядом, не говоря уже о людях в далеких странах. И что им до моего вновь разбитого сердца… Такая мелочь.

В ответ обиженное сердце еще сильнее скукожилось, а пальцы сами собой врубили «Королевна» «Мельницы».

— Стань моей душою, птица… — прошептал я. Напомаженная тетка рядом предусмотрительно отодвинулась. Дежавю. Подобное уже происходило год назад. Или мне так кажется? Неважно.

Но странно, говорящий сам с собой парень выглядел подозрительным, а огромная туша с голубыми тенями, губами, густо намазанными красной помадой, и невероятной химией на полу лысой голове, — была совершенно обычным заурядным явлением. Я вздохнул.

Пришло время посадки. Люди с небывалым спокойствием и удрученностью заполняли вагоны Авроры, где-то истошно плакал ребенок, а мать нервно убаюкивала его. Все дышало некой предопределенностью, даже телефоны звонили как-то уныло. Я занял свое место возле прохода и на удивление не стал ворчать, что оно не у окна. По телу поезда ползла странная тревожная тишина. Но я не предал тогда этому значения, ведь меня пожирала собственная тревога. В ушах вновь заиграла «Мельница», воспевая свою этническую печаль. Мы тронулись.

Дорога успокаивала, да и я наполнился всеобщей апатией, поэтому быстро уснул. Мне снился Алекс и его рыжий друг, их смех, радостные взгляды. В мире безудержного счастья двоих мне места не было. Я должен был исчезнуть, умереть.

Я распахнул глаза в полном осознании мечты о смерти.

И в тот момент что-то хлопнуло под нами, яркая вспышка обожгла глаза, вагоны сильно повело в сторону и поезд начал заваливаться на левый бок. Скрежет до боли ударил по перепонкам, я схватился за кресло. Людской крик тонул в грохоте складывающегося, как гармошка вагона. А потом мы зависли в неизвестности. Все кончилось, начиналось иное — новое. По нашим жизням провели черту. Наступила тьма, страшная, кромешная, полная стонами и всполохами электричества. Дико пахло чем-то едким, кажется, горела обшивка, и плавился пластик. Все замерло. Я едва понял, что произошла катастрофа, мозг просто отказался работать. Паника!

Я свалился вниз на что-то мягкое и липкое, сверху меня примял сосед у окна. Он не двигался. Стало жутко. Внутри все перевернулось, меня трясло.

Я судорожно попытался выбраться, но меня не пускали мертвые объятья соседей. Я орал и бился, пока меня буквально не выдернул какой-то мужик и не поставил на ноги. Они казались ватными, как неудачный грушевый пудинг, я с трудом устоял. Лица спасителя я не мог разобрать, кругом царила сплошная чернота.

— Цел? — отстраненно поинтересовался он.

Вот о чем я вообще не думал… А действительно, был ли я цел? Я ощупал себя дрожащими руками.

— Вроде… — пискнул я.

— Иди в конец вагона, выходи!!! — мужик придал мне ускорение хлопком в спину и я стал пробираться вперед.

Из искореженной двери поезда, хотя едва ли я мог назвать эту груду металла поездом, я прыгнул на землю, пропитанную кровью и водой из туалета. Интуитивно я двинулся вперед, к голове вагонов. Начало поезда на первый взгляд осталось нетронутым.

Меня сильно шатало — шок давал о себе знать, я еле передвигал ноги, да и голова гудела. Рядом носились люди, все в крови, грязи, испарине. Их глаза были распахнуты ужасом, у многих изорвана одежда, сквозь нее зияли страшные раны. Некоторые сидели на земле, держались за ушибы и раны, стонали. Другие ходили сами или помогали вытаскивать раненных. Дойдя до середины поезда, я понял, что зря это сделал… вагоны там пострадали больше всего, их буквально сплющило. Вокруг снова сосредоточились люди.

— Взрыв…

— На рельсах бомба…

— Опять террористы!

Подобные возгласы неслись со всех сторон. Живые еще не осознавали своего счастья. Я оглядел изуродованный поезд, из щелей вагона торчали трупы. Мужчина со смятой головой, ребенок, вспоротый острым краем скомканной обшивки, еще чья-то кровавая масса под сплющенными креслами. Меня стошнило прямо на месте, где я стоял. Не от вида мертвых тел, нет, от страха! Бессознательного, животного ужаса от одной только мысли, что на их месте мог оказаться я. Шок. Руки тряслись, в голове вставало чувство вины. Еще каких-то полчаса назад я желал себе смерти… Но я выжил, а многие нет. Не думаю, что тот ребенок, погребенный под грудой металла, мечтал о смерти. Нет, он хотел жить и наслаждаться каждым днем. А я — ничтожество, так легко швырялся желаниями от собственной слабости, так бездумно придавался своей печали от неразделенной любви, будто это были центральные муки вселенной. Я выжил… зачем? Мне неведомо. Но теперь я отчаянно хотел жить.