Звук моего голоса - [10]

Мэри очень чуткая. Фактически она понимает твои проблемы лучше, чем ты сам, и лучше тебя работает над их преодолением. Когда бы ни случалась конференция на высшем уровне, призванная решить последний кризис твоей жизни, Мэри задает все вопросы и дает все ответы. От тебя требуется только кивать: достаточно, что ты обеспечил наличие повестки дня. Твои отношения с женой читаются как настоящая ученая книга: на каждой странице две-три строчки текста сверху — твой вклад в науку; оставшиеся девять десятых страницы — ее комментарии и примечания, набранные мельчайшим, самым экономным шрифтом.

Несколько дней назад ты швырнул в кухонную стену бутылку из-под вина. Вместо того чтобы опуститься на четвереньки и убрать осколки стекла — Том ведь обычно носится везде босиком, — она немедленно обняла тебя и стала приговаривать, насколько несчастным ты, должно быть, себя чувствуешь. Та еще новость. Потом добавила, что ты убиваешь себя — тоже не новость. На самом деле это выглядело скорее как признание твоего метода, своеобразный способ поощрения. Только после того как ты пригрозил следующей бутылкой запустить в нее, она все же стала менее чуткой.

Суббота была большим бисквитным днем: «Мажестик бейкинг К°, Лимитед», утром, днем и вечером. Твой бизнес — бисквиты. Новейший, «Лучший британский» — среди прочих. Четыреста восемьдесят штук в минуту. Тем вечером, достаточно рано, ты вернулся домой, чтобы переодеться и не выпить до приема. Последнее было твоей собственной идеей.

Как обычно, ты пережил послеобеденное время на третьем этаже, в своем кабинете, выходящем на бисквитный чан, что с западной стороны. Ты оставил окно открытым; небо — безоблачная дымка, неомраченная даже присутствием солнца: чистейшая прозрачность. Воздух был таким тяжелым и неподвижным, что тебе казалось, будто сажень за саженью ты погружаешься в невидимый океан. Вокруг виднелись обломки — машины, грузовики, другие огромные бисквитные чаны, — которые закончили свой вертикальный дрейф в далеком прошлом и устроились на грязном морском дне. Выше стояли воды, чистые и спокойные.

Но у тебя в кабинете, в этой грязевой ловушке на третьем этаже, руки твои оставляли потные пятна на всем, чего бы они ни касались. К трем часам тебе стало необходимо провести несколько минут подальше от бисквитов; нужно было поднять взгляд от стола и пристально посмотреть на океан, омыться в его невидимых, безукоризненно чистых водах. Также тебе были нужны бренди и «Незаконченная» Шуберта.

И вот: в директорском кресле, ноги на подоконнике, бренди под рукой — и ты подключился. На скорости 480 бисквитов в минуту. Шуберт завис примерно на 9500-м бисквите.

Не важно, каким бы чистым и свежим ни казался день, грязь достаточно скоро начинает просачиваться. После нескольких бренди и Шуберта, нескольких бренди и Баха. По одному взгляду на слякотное небо и на слякотные улицы ты мог сказать, что время движется к позднему полудню. Очень скоро ты оказываешься в поезде, который с трудом пробивает себе дорогу по рельсам, поезде, которому приходится отбиваться от каждой станции. Через шесть остановок ты встаешь с места, поворачиваешь в сторону платформы и бредешь домой.

Слякотные улицы, слякотное небо… внутри тебя поднимается грязь. Ты пьешь, чтобы сдержать ее, чтобы не захлебнуться. Ты пьешь, чтобы еще раз сделать вдох, — и так ты ведешь борьбу всю вторую половину дня. Недавно тебе было трудно вести борьбу и утром. Иногда ты встаешь, уже захлебываясь в грязи. Но не всегда, нет, пока еще не всегда.

Через несколько минут будет заря прекрасного летнего дня. Воскресенье. Ясные, чистые цвета с чувством пространства. Очень слабый свет проникал сквозь проем в занавесках. Ты мог видеть рядом с собой Мэри, обведенную тенями и складками одеяла. Хороший сон, такой естественный.

Ты немедленно принял душ после возвращения домой из грязевой ловушки, потом переоделся в обычный костюм и туфли. Мэри была в спальне, готовилась д бисквитному суаре. Она выбрала серьги цвета морской зелени, придававшей ее глазам такой оттенок, который ты давно не видел. Сидела у туалетного столика, голова слегка склонена в ту сторону, с которой застегивала серьгу.

Одинокие тяжелые капли начали падать, когда ты еще шагал по улице, а теперь полил настоящий ливень, за которым доносились раскаты грома. После душного дня начался ветер, и каждые несколько мгновений потоки дождя ударяли по стеклу. Мэри не слышала, как ты вошел в комнату. Несколько секунд ты изучал ее лицо, отраженное в одном из боковых зеркал — туалетный столик представлял собой разновидность триптиха. Она напевала про себя, устанавливая серьгу на место.

Осознавал ли ты, насколько тебе неприятно видеть, как она наносит последние детали макияжа? Это длилось всего несколько минут, однако ты успел почувствовать, как грязь поднимается со дна океана и начинает размешиваться внутри тебя.

Мэри придвинулась поближе к зеркалу, чтобы нанести тени на веки, затем тщательно растерла косметику кончиком пальца, пока не осталась удовлетворена эффектом. Улыбнулась сама себе, взяла помаду и очень аккуратно нанесла на губы бледно-красный оттенок.