Звучащий свет - [27]

И нет любви без муки и без риска,

А нежность и светла, и тяжела.

13 января 1993

«Скифские хроники: степь да туман…»

Скифские хроники: степь да туман,

Пыль да полынь, чернозём да саман,

Шорох травы да соломы.

Западный ветер – похоже, с дождём,

Дверца, забитая ржавым гвоздём,

Тополь, – ну, значит, мы дома.

Ключ полустёртый рассеянно вынь,

Разом покинь беспросветную стынь,

Молча войди, – не надейся,

Что хоть однажды, но встретят тебя,

Лишь привечая, пускай не любя, —

Печь растопи, обогрейся.

Всё, что извне, за окошком оставь,

Чувства и помыслы в сердце расплавь, —

Долго ль пришлось добираться

В эти края, где души твоей часть

С детства осталась? – на всё твоя власть,

Господи! – как разобраться

В том, что не рвётся блаженная связь,

Как бы тропа твоя в даль ни вилась,

Как бы тебя ни томили

Земли чужие, где сам ты не свой? —

Всё, чем дышал ты, доселе живой,

Ливни ночные не смыли.

Что же иглою цыганской сшивать?

Как мне, пришедшему, жить-поживать

Здесь, где покоя и воли

Столько, что хватит с избытком на всех,

Где стариною тряхнуть бы не грех,

Вышедши в чистое поле?

15 января 1993

«И вот он, приют неизведанный мой…»

И вот он, приют неизведанный мой

Меж морем и сушей, меж светом и тьмой,

На кромке прибрежного рая,

Где чайки кружат вперемешку с листвой,

Где волны у свай отдают синевой,

Следы на песке не стирая.

И здесь никуда не девалась тоска,

И грусть временами настолько близка,

Что кажется птицей ручною, —

И радость придётся ещё обрести,

Тропу проторить и мосты навести

Меж снами и явью дневною.

И что мне навёрстывать, если со мной

Сей строй небывалый всей жизни земной,

Вся невидаль мира – и тяга

Куда-то в пространство, где легче дышать,

Где что-нибудь важное можно решать,

И речи, и почве во благо!

Полынь киммерийская слаще ли, друг,

Чем скифская? – всё, что посеешь вокруг,

Пожнёшь, – и поэтому свято

Всё то, что возвысит над бездной мирской,

Спасёт от бравады её шутовской —

И встретит в грядущем, как брата.

17 января 1993

V

«К золотым ведёт островам…»

К золотым ведёт островам

Свет нежданный луны в апреле —

Ближе к тайне, к заветной цели,

К этим выдышанным словам.

Наполняет желанный гул

Сонмы раковин – и в пустотах

Стынет эхо, звеня в высотах,

Если каждый давно уснул.

Может, жемчуг в ладони мал,

Может, водорослями вьётся

Чьё-то прошлое, – как споётся

Тем, чьим песням простор внимал?

Тем, чьи судьбы разброд ломал,

Бред корёжил, тоска крутила,

Стали отзывом лишь светила.

Смолы, скалы, солёный вал.

Смели попросту быть собой,

Смыли кровь, заживили раны, —

То-то плещет светло и странно

Морем вылущенный прибой.

Стали близкими тем, кого

Не доищешься в этой шири,

В небе пристальном этом, в мире,

Продлевающем душ родство.

9 апреля 1993

«И столькое было давно по плечу…»

И столькое было давно по плечу,

Что равного днесь и не знаю —

Но я разбираться во всём не хочу,

А просто грущу, вспоминая.

Круги разойдутся по вешней воде,

До осени там доставая,

Где даже в отзывчивой вроде среде

Гнездится пора грозовая.

Ладони открой этим ливням ночным,

Прибрежным валам неуёмным,

Замашкам дикарским и просьбам ручным,

Затерянным в мире огромном.

Не только событья в горсти собери,

Но – суть их, вселенские связи,

Сплетенья наитий, – и всех примири,

Чтоб в каждой аукались фразе.

Не зря ты когда-то шагнул в эту смоль,

В алмазное это кипенье —

И чуять грядущее снова изволь,

Чтоб стало блаженнее пенье.

12 апреля 1993

«Пристрастный плещется родни…»

Пристрастный плещется родник,

Никем не виданный доселе, —

И ты растерянно приник

Не просто к бездне – но купели.

Над морем, рея в высоте,

Горит костёр необычайный,

Чтоб в каждой грезилось черте

Всё то, что впрямь считалось тайной.

Нисходит свет на всех, кто встарь

Томились цветом или звуком,

Проникшим в изморозь и хмарь,

Дохнувшим Бахом или Глюком.

И что там осторонь за грань

Топазом в пальцах ювелира

Блеснёт, чтоб вдруг разбиться всклянь

Об эту оторопь клавира?

Ты улыбнёшься: нелегко

Не отпустить, тебе во благо,

Туда, где дышит глубоко

Сомнамбулическая тяга.

Из гипнотической точки

Рванись – авось и отзовёшься

Тому, чьи образы близки,

Которых больше не коснёшься.

Как ни казни себя – пойми:

Луны никто не одолеет,

Она витает над людьми —

И с нею чудо уцелеет.

Покуда ночь к тебе добра,

Покуда сыро в мире этом,

Бреди до самого утра

Туда, где встретишься со светом.

12 апреля 1993

«Насколько чувством спаяны взаимным…»

Насколько чувством спаяны взаимным

Бываем мы, настолько же порой

Друг друга мы чуждаемся, – открой

Глаза на мир, – не в нём ли полднем зимним

Встречались мы? – когда-нибудь потом

Припомнится нам лёгкое скольженье

По льду и снегу, – жди преображенья,

Развеивайся в инее густом,

Распластывайся по ветру, лети

В разъятое пространство голубое,

Безумица, – и лучше прихвати

Кого-нибудь для верности с собою,

Кого-нибудь, – и брось его впотьмах,

Чтоб стало вдруг легко и одиноко, —

И дальше рвись, угадывая взмах,

Ниспосланный и принятый до срока,

Пусть – вызовом, пусть – зовом он бывал, —

Уже непредсказуемы, пожалуй,

Последствия, – и в тяге небывалой

Предчувствие растёт, – наворковал,

Наверно, голубь что-нибудь такое,

Накаркал ворон, – вспенится тоскою

Существованье, – с мукою мирскою

Столкнётся на берег обрушившийся вал.

14 апреля 1993

«Птахой единственной в небе пустом…»

Птахой единственной в небе пустом,