Звучащий свет - [2]

Шрифт
Интервал

Отражает зерцало залива.
31 августа 1991

«Для высокого строя слова не нужны…»

Для высокого строя слова не нужны —
Только музыка льётся сквозная,
И достаточно слуху ночной тишины,
Где листва затаилась резная.
На курортной закваске замешанный бред —
Сигаретная вспышка, ухмылка,
Где лица человечьего всё-таки нет,
Да пустая на пляже бутылка.
Да зелёное хрустнет стекло под ногой,
Что-то выпорхнет вдруг запоздало, —
И стоишь у причала какой-то другой,
Постаревший, и дышишь устало.
То ли фильма обрывки в пространство летят,
То ли это гитары аккорды, —
Но не всё ли равно тебе? – видно, хотят
Жить по-своему, складно и твёрдо.
Но не всё ли равно тебе? – может, слывут
Безупречными, властными, злыми,
Неприступными, гордыми, – значит, живут,
Будет время заслуживать имя.
Но куда оно вытекло, время твоё,
И когда оно, имя, явилось —
И судьбы расплескало хмельное питьё,
Хоть с тобой ничего не случилось,
Хоть, похоже, ты цел – и ещё поживёшь,
И ещё постоишь у причала? —
И лицо своё в чёрной воде узнаёшь —
Значит, всё начинаешь сначала?
Значит, снова шагнёшь в этот морок земной,
В этот сумрак, за речью вдогонку? —
И глядит на цветы впереди, под луной,
Опершись на копьё, амазонка.
1 сентября 1991

«Вот и вышло – ушла эпоха…»

Вот и вышло – ушла эпоха
Тополиного пуха ночью,
В час, когда на вершок от вздоха
Дышит лёгкое узорочье.
Над столицею сень сквозная
Виснет маревом шелестящим, —
И, тревожась, я сам не знаю,
Где мы – в прошлом иль в настоящем?
Может, в будущем возвратятся
Эти шорохи и касанье
Ко всему, к чему обратятся, —
Невесомое нависанье.
Сеть ажурная, кружевная,
Что ты выловишь в мире этом,
Если дружишь ты, неземная,
В давней темени с белым светом?
Вспышка редкая сигаретки,
Да прохожего шаг нетвёрдый,
Да усмешка окна сквозь ветки,
Да бездомицы выбор гордый.
Хмель повыветрит на рассвете
Век – железный ли, жестяной ли,
Где-то буквами на газете
Люди сгрудятся – не за мной ли?
Смотрит букою сад усталый,
Особняк промелькнёт ампирный, —
Пух сквозь время летит, пожалуй,
Повсеместный летит, всемирный.
Вот и кончились приключенья,
Ключик выпал, – теперь не к спеху
Вспоминать, – но влечёт мученье —
Тополиного пуха эхо.
3 сентября 1991

«Курево скверное – «Ватра»…»

Курево скверное – «Ватра»,
Ветер вокруг расплескал
Южного амфитеатра
Улиц, извилин и скал
В духе небрежного жарта
Отзвуки – и на потом
Бросил в сторонке без фарта
Всё, что завяжет жгутом.
Буквы аршинные, титры
Видео, ругань и ложь,
Мирта уступы и митры,
Всё, что живьём не возьмёшь,
Всё, что оставят на завтра,
На опохмелку, в запас,
Для перековки, для гарта —
Словом, подальше от глаз.
Пляжи скольжением гидры
Слепо мелькнут за бортом,
Слёзы случайные вытри,
Молча в кругу испитом
Стой – и гляди неотрывно,
Как остаётся вдали
Всё, что кричало надрывно
О приближенье земли.
Как бы мне выпало время
Там побродить, где бывал
В юности вместе со всеми,
Кто эту жизнь познавал, —
Только по нраву ли будет
Всё, что по праву влекло?
Кто меня там не осудит? —
И вспоминать тяжело.
13 октября 1991

«Разъединённые в сумятице мирской…»

Разъединённые в сумятице мирской,
Утратили способность мы к сближенью,
А это значит, жизни продолженью,
И звенья сдерживаем россыпи людской
Уже с усилием – вот-вот и разорвётся
Цепь связей наших, и пойдёт разброд,
Где, хаос не приемля, небосвод
Над новой смутой горько усмехнётся.
Увидев то, что только нам дано
Увидеть было, – долгую неволю,
И всё, что с веком выпало на долю,
И то, что в сердце было сожжено,
Познали мы немалую печаль,
Но знания такого, видно, мало
Нам было, – вот и терпим, как, бывало,
Терпели в дни, которых, впрочем, жаль.
И ждём чего-нибудь, да только вот – чего?
Не то что радости – спокойствия хотя бы,
Шагаем через ямы да ухабы,
А рядом нету никого,
А рядом пусто, пусто и темно,
И ночь вселенскою нам кажется порою —
И то нас тянет вроде к Домострою,
А то затягивает скверное вино.
И нет возможности сдержать разлад и бред,
Скрепить мгновения хотя бы нитью тонкой, —
Уже и почва под кислотной плёнкой
Натужно дышит, и белёсый след
Солей несметных вытянулся вдоль
Земной оси, засыпал все широты —
И Млечный Путь настиг у поворота,
Где живы всё же – Дух, Любовь, Юдоль.
26 октября 1991

«Век не гулянье и кровь не вода…»

Век не гулянье и кровь не вода,
Верность и та запоздала,
Время пройдёт – и не сыщешь следа,
Где красота отрыдала.
Время вплеснётся – и вытянет нить,
Свяжет узлы и событья, —
В чём же ненастье ты хочешь винить
С нечистью, с волчьею сытью?
В том ли, что часто встречались они
В трудную пору, в дороге?
Время встряхнётся – и прежние дни
Кажутся чище в итоге.
Век ненасытен – и поздно вставать
На перепутье дозором, —
Время взгрустнёт – и нельзя горевать,
Глядя на пламя с укором.
Ходишь и смотришь – и дальше ходи
Там, за рекою рябою,
Слышишь и видишь – и дальше веди
Всех, кто пойдёт за тобою.
Хочешь и можешь – и должен пройти
Весь лабиринт становленья,
Чуешь и веришь – и должен в пути
Всех оставлять в изумленье.
Проще смотри на земные дела,
Реже советчиков слушай,
Чаще молись, чтобы вера вела
Кромкой меж морем и сушей.
Шире объятья для речи раскрой,
Душу свою сберегая,
Чтобы вон там, за Святою горой,
Эра встречала другая.
30 октября 1991

«Слова и чувства стольких лет…»

Слова и чувства стольких лет,
Из недр ночных встающий свет,

Еще от автора Владимир Дмитриевич Алейников
Седая нить

Владимир Алейников – человек-легенда. Основатель поэтического содружества СМОГ (Смелость, Мысль, Образ, Глубина), объединившего молодых контркультурных авторов застойных шестидесятых, отказавшихся подчиняться диктату советского государства. Алейников близко знал Довлатова, Холина, Сапгира, Веничку Ерофеева, причем не только как творческих личностей, но как обычных людей с проблемами и радостями, понятными многим… Встречи с ними и легли в основу этой мемуарной книги.


Тадзимас

Владимир Алейников (р. 1946) – один из основных героев отечественного андеграунда, поэт, стихи которого долго не издавались на родине, но с начала шестидесятых годов были широко известны в самиздате. Проза Алейникова – это проза поэта, свободная, ассоциативная, ритмическая, со своей полифонией и движением речи, это своеобразные воспоминания о былой эпохе, о друзьях и соратниках автора. Книга «Тадзимас» – увлекательное повествование о самиздате, серьезнейшем явлении русской культуры, о некоторых людях, чьи судьбы неразрывно были с ним связаны, о разных событиях и временах.