Звонкое чудо - [24]

А про себя подумала: «Не только согласие, но и родительское благословение».

Разумов, Танин отец, — старик-порох. Под добрую руку попадешь — обласкает: ангел во плоти. Ну, а как в неловкий час подвернешься — еще и зуботычины дождешься. У него на все свой обычай: детям от родителей — воспитание, родителям от детей — почитание; мошной трясти не любил, но коли гость — люб не люб, рад не рад, а милости просим, садись под образа и тогда не хлеба краюшка, а вина четвертушка и по возможности пир горой, пиво не в диво, вино не хвала, хоть в ту пору напитков, кроме самогону, днем с огнем не сыщешь.

Разумов неспроста такую выразительную фамилию носил: толковый мужик, понимал, где сухари, а где мед сотовый. О себе держался высокого представления, потому что первейшим мастером слыл на заводе, и не зря. Достался ему от отца и деда секрет золочения. Невесть как научился во время солдатчины играть на флейте и музыку полюбил. На эту тему много шуток произносили, но Разумова они ничуть не беспокоили. Он говорил:

— Мелодия очень полезна для нервной системы.

Ну это ладно: у каждого своя блажь, своя поговорочка.

Филя повел с Разумовым беседу о Тане безо всякого, как я говорил, подхода, а по-кавалерийски, с наскока. Все его мысли на ладони: я люблю, она любит, ждем от вас доброго слова.

Вроде бы Матвей Кириллович должен радоваться: подошли к нему почтительно. А старику с дочкой жаль расставаться, вот он на прямой вопрос Фили тоже в лоб и ответил: «Понапрасну, парень, ходишь, понапрасну ножки бьешь. Какая ты моей Тане пара?! Так себе живописец, хоть и не последнего разбора, но все же подмастерье рыночного товара. С тобой дочке жить — не радоваться, а лямку тянуть».

Парню горе. Любушке своей Филя про отцово нерасположение рассказал. Она тут же сама, было, метнулась говорить с родителем, но тот еще не остыл и дочери преподнес: «Не пара». Видишь, каких дряхлых понятий человек. Хотя, как ты полагаешь, может, это все и поговорки для отвода глаз, а истинная причина — отцовская любовь? А?

Молодые стали думать да гадать, как уломать строптивого отца (Филя нерасчетливо считал, что и будущего тестя). Однако ничего путного по первости не сообразили. Таня отца знала: порох и упрямец.

Заплакала дева и даже стала высказываться в том смысле, что родилась несчастливая, а как известно, без счастья и в лес по грибы не ходи, не то что замуж. Отца и любила, и боялась, а Филе на него жаловалась:

— Возомнил старый о себе невесть что из-за своего проклятого секрета. Какая доблесть, коли это дедушкино наследство, а не свой ум?!

И опять в рев.

Филя успокаивает, а она:

— Знаю, — говорит, — важный заказ ему дали, вот он и вознесся.

День прошел, другой. У Тани горя не убыло. А Филя после смены все куда-то бегает, со своими дружками шушукается.

Потом вдруг приходит и сразу:

— Рассказывай мне про Матвея Кирилловича пообстоятельней.

Вопросов задает сотню и все, извините, о разных пустяках.

Таня в толк взять не может: суженый-ряженый отцу не по нраву, того и гляди разлучат, а он отклонился от важной темы их затруднительного положения и перешел на болтовню. Расспрашивает, непутевый, как папаша любит пить да чем закусывать.

Но делать нечего — сообщает Таня, что папаня к зелью не очень привержен, но уж если пьет, закусывать любит тем, чем другие пиво заедают: моченым горохом, круто посоленным. И всегда при такой оказии посылает дочь за этим лакомством к тетке Ульяне на другой конец поселка, — та вкуснее всех горох готовит.

И еще сказала Таня, что заказ, который дал новый управляющий заводом, должен быть готов сегодня к четырем часам — минутка в минутку. Именно сейчас отец начал золотить чашки из сервиза.

Филя выслушал это и заулыбался.

— Ладно! — вроде бы даже пригрозил. — Еще посмотрим, кто разумнее, а кто вострее.

И Фили-то, как видите, фамилия тоже со значением предку его дана, по всем приметам, за явные качества, другими словами, за то, что парень востер: недаром ребята и выбрали его комсомольским секретарем.

Вот, значит, Филя невестины рассказы на ус и мотает.

Я-то тебе все это растолковываю, можно сказать, анализ провожу, а бедная Таня ничего не соображает и от непонятных и маловажных вопросов все пуще плачет. Уж ей мерещится, что пошло прахом ее счастье, которое казалось совсем рядышком, под боком, — только руку протяни. А тут получается, что счастью не бывать и предполагаемый муж, Филя то есть, ни о чем серьезном не думает.

А Филя — хоть и воскресенье — опять куда-то скрылся и уже за полдень появляется и дает невесте строгий наказ:

— Ступай, моя Татьянушка, домой, будто у нас с тобой утром никакого такого собеседования не состоялось. Жди меня в скорости и ничему не удивляйся. А когда перешагнешь порог родного дома, оступись понарошке и закричи благим матом, будто ногу подвернула. Затем сядь куда-нибудь в сторонку, смотри на отца жалостными глазами и изредка голос подавай: больно, мол.

Таня: что да как? А Филя ей в ответ:

— Некогда, лапушка, красавица моя ненаглядная, — и так далее, как влюбленные говорят. — Иди исполняй, что я тебе присоветовал, и положись на меня.

Дальше покатилось все как под горку.