Звезды расскажут, комиссар Палму! - [32]

— Так что никуда не отлучайтесь, — заключил Палму. — Сыщик Кокки несет ответственность и за это тоже. После того как полицейские расставят все вещи, в квартиру никто не должен входить. Никто. За исключением, разумеется, Вилле, если он вдруг все-таки объявится. Задержите его здесь до моего возвращения.

Последнее было произнесено обезоруживающе мягким тоном. Девушка дала Палму телефон кафе, и мы наконец ушли. На площадке одетые в форму полицейские браво откозыряли мне. Отличные ребята!

Правда, когда Палму дал им указание занести в дом все вещи со двора, я не заметил на их лицах особого энтузиазма.

— У всех, кто будет справляться о господине Нордберге или просто пытаться войти в квартиру, спрашивайте имя и адрес, — тихо пояснил Палму. — А если появится парень по имени Вилле он, я думаю, будет в кожаной куртке, как все битники, то его в квартиру впустите, но обратно не выпускайте.

Давая все эти указания, Палму то и дело поглядывал на толпившихся на лестнице соседок.

— Прошу прощения, уважаемые дамы, — обратился он к ним, нет ли среди вас живущих этажом ниже?

От группы неуверенно отделилась молодая особа, растрепанная и даже не удосужившаяся снять халат. Впрочем, в клубах табачного дыма я не мог хорошенько разглядеть ее.

— Ну? — хмуро сказала она. — Чего? Мы знать ничего не знаем.

Палму подошел к ней и прошептал что-то на ухо. Мне редко доводилось видеть такое изумление на лице у женщины. Я насторожился.

— Пошли, — коротко сказала она и двинулась вниз по лестнице, небрежно прихватив рукой распахивающиеся полы халата.

Чулок на ней не было. А на колене, как я успел заметить, красовался здоровый синяк.

Ее дверь была выкрашена в такой же зеленый цвет, как и дверь этажом выше. И была столь же невзрачной. А из квартиры слабо тянуло запахом щей. И вином. Впрочем, меня это не касалось. Но когда я попытался войти, Палму грудью преградил мне дорогу и, тесня меня, прошипел:

— Тебя здесь только не хватало!

И я остался на площадке. Дамское общество глазело на меня, широко разинув рот. Стояла мертвая тишина. И чувствовал я себя прескверно. Потом где-то врубили на полную катушку радио. Мы все вздрогнули.

По-моему, прошла вечность, прежде чем Палму вышел из квартиры и благодарно сказал женщине:

— Спасибо!

Женщина пригладила белесые вихры и широко улыбнулась — хорошей, искренней улыбкой. А потом закрыла дверь. Мы двинулись дальше. Дамы почтительно держались в стороне.

— Ну что? — с горькой иронией спросил я. — Клюнула?

— Кто? — спросил Палму. Но сразу догадался. — А-а! Да я в туалет ходил. Сказал ей, что мне невтерпеж. Это все черный кофе!

Мне захотелось побить его. Но самое неприятное заключалось в том, что при напоминании о туалете я мгновенно почувствовал острую нужду посетить это место. Кофе в самом деле был чересчур крепким. А ведь до него были еще две бутылки минеральной воды и бутылочка пива. Но я сжал зубы и решил терпеть. Полицейские должны уметь переносить лишения, такая у нас служба!

Забравшись в машину, Палму поднял стекло и приказал шоферу:

— Вызовите Ламберга.

— В Управление! — процедил я сквозь зубы.

Рация затарахтела. Опять дежурный, опять все то же. Я предоставил Палму вести переговоры. Ламберг просеял все мусорные ящики. Помимо бумажника были обнаружены: носовой платок, неполная пачка сигарет, спичечный коробок, проездной билет на трамвай с двумя неиспользованными поездками и очечник с очками. Ключей не было.

— Можете заканчивать с урнами и с прочесыванием, — объявил Палму. — Это приказ. Все найденное — командиру на стол. Срочно. Так быстро, как только сможете. Все. Отбой.

— Ключей, значит, нет, — выдавил я с трудом, но тут же стиснул зубы, и глаза у меня наполнились слезами.

— Ну и пусть, — равнодушно бросил Палму и пробурчал вполголоса, как бы разговаривая с собой: — Столько всего держать в голове! Старость приходит, рассеянность. Не то все. Только тем и утешаюсь, что самое существенное не должно забываться, а если забылось, значит, было несущественным.

Мы свернули на Софийскую улицу. Я пулей выскочил из машины, даже не сказав спасибо водителю. Палму милостиво указал на туалет в цокольном этаже и даже любезно подождал меня. Хорошо, что в коридоре не было ни души!

Когда я вернулся, то нашел Палму добродушно усмехающимся.

— Это тебе наглядный урок, — заметил он. — Кстати: ты, по-моему, что-то не так понял в этой истории с клозетом. Я уж не стал тебе при Кокки растолковывать. Это ведь азбучные истины, их каждый полицейский должен знать… Так вот, я не утверждаю, что там побывал именно убийца, но если это был он, значит, у него имелась серьезнейшая на то причина. Представь себе заядлого взломщика, который всякий раз так волнуется, что едва не накладывает в штаны. При этом он — закаленный в делах громила, мастер высокого класса. Как он поступит в таком случае? Наиболее вероятно, что он просто нагадит где-нибудь в углу комнаты. И не из злонамеренности или дурного воспитания — отнюдь! Впрочем, может быть, нынешние стиляги несколько более цивилизованны, не знаю. Но как ни крути, если ты только что насмерть забил человека, припрятал труп в кустах и отправился с его ключами обчищать квартиру, есть только один вариант, объясняющий, почему ты вваливаешься в клозет, оставляя следы и, может быть, отпечатки пальцев, а именно: что у тебя сильнейший понос. Я сам был дураком, не сообразил, что единственное место, которое необходимо осмотреть, — это туалет: в остальной части квартиры ходили и таскали вещи, да к тому же еще девушка мыла полы!