Звезды немого кино. Ханжонков и другие - [11]

Рассказ первый. «Куда, куда?»

Осенью 1906 года молодой Ханжонков, будучи в Париже, увидел — и услышал! — в местном «Иллюзионе» поющие фильмы… Это была новинка, в некотором роде предвосхищающая звуковой кинематограф. Запись звука, разумеется, была в далёком будущем, а «пел» граммофон, хитроумно спаренный с проекционным аппаратом. «Мудрость» синхронизации заключалась в особом аппарате, который контролировал разные скорости — проекции и граммофонного диска. (Это, кажется, и был пресловутый кинетофон).

Ханжонков загорелся целью познакомить русскую публику с этой сенсацией и стал разыскивать в Париже пластинки с русским песенным текстом. С большим трудом нашёл три подходящих: «Вниз по матушке по Волге» (хор), финальное трио из оперы «Фауст» и, наконец, самую подходящую: арию Ленского из оперы «Евгений Онегин» («Куда, куда вы удалились?»). Студия братьев Пате изготовила по его заказу три фрагмента каждого фильма, и французский умелец соединил их с каждой музыкальной добавкой.

Московские прокатчики с недоверием слушали рекомендации молодого энтузиаста, ахали, чесали в затылке, не решаясь на дорогую покупку, и первая партия была продана по знакомству некоему Аксюку, отставному офицеру, который не имел своего «иллюзиона», а гастролировал с фильмами по окрестностям Москвы. В организации просмотров ему помогала Аксючиха — маленькая, но энергичная жена. Он заарендовал для этой цели большой пустующий магазин в центре столицы в Театральном проезде, уставил стульями и скамейками «зрительный зал», пробил в стене два отверстия (одно для объектива аппарата, другое рядом — для глаза самого механика), экраном же служила противоположная стена белого цвета.

К сожалению, сам Ханжонков заболел и не смог присутствовать на этой премьере, но послал своего служащего в качестве технического руководителя. От него он и узнал все подробности.

Народу собралось столько, что оба прохода под стенами были забиты публикой. Сработала реклама — люди стояли, сидели, лежали. Немую программу смотрели невнимательно — ждали поющей. В антракте служащий наладил купленный аппарат, а сам по просьбе хозяина спустился в зал, чтобы наблюдать настроение зрителей.

«Хор» и «Фауст» прошли прекрасно. Люди сидели смирно, некоторые оглядывались на будку, а многие даже пробовали подпевать. Правда, Аксюк чуть-чуть перегнал Аксючиху, следившую за звуком, и вторая картина кончилась чуть раньше граммофона. А вот финал закончился толи небывалым успехом, толи грандиозным скандалом. Что же произошло?

В коротких перерывах между картинами публика горячо обсуждала поющее зрелище и спорила об устройстве этого чуда. Появление на экране Ленского встретили хорошо, а когда, посидев на пне, он встал и запел, зал прямо-таки ахнул. Увидев, что всё идёт прекрасно, служащий стал продираться к выходу, чтобы поздравить Аксюка и в случае общего крика «бис» (такое явно ожидалось) ещё раз наладить аппарат. И вдруг слышит, на самой трогательной фразе («куда, куда, куда вы удалились?»): «Куда, куда, куда… куда, куда, куда…» и опять… «куда, куда, куда……. И вместо «весны моей златые дни» проклятый граммофон продолжает кудахтать: «Куда… куда… куда». Ленский уже закончил свою предсмертную арию, закрыв лицо руками, вздрагивает от рыданий, а над залом парит кудахтанье. Реакция зала была неописуемой: смех, ржанье, крик, свист, аплодисменты… Сущий обвал! Какой-то азартный юнец заголосил по-петушиному: «Куда-куда… куда! Куд-куда!! Кукареку!!!»

Когда служащий не без труда снова просочился в будку, то увидел, что Аксючиха сбежала со страху, а сам Аксюк стоит у аппарата бледный, трясущийся. Когда служащий остановил заевший граммофон, хозяин простонал: «Ну как жить после такого скандала?!» Однако когда Ханжонков через пару дней принёс ему хорошую пластинку с той же арией, Аксюк отказался вернуть испорченную, мотивируя тем, что хочет оставить её себе на память о первом в России сеансе с «поющими картинами»…

Самое интересное, что в дальнейшем злые языки из конкурентов Аксюка говорили (и это было правдой), что он нередко повторял ту же самую дефективную арию на той же самой пластинке — пожиная при этом точно такие же лавры, как и на первом сеансе. «Что ж, — сказал об этом Ханжонков, — конечно, он потрафлял не самым изысканным вкусам, но, ей-ей, можно оценить его чутьё. Трюковые комедии были уже в ходу, но только немые, а вот такого лихого фокуса — да ещё с нарочно испорченным звуком! — не было».

…Вообще после этого сеанса «поющие картины» пошли в ход и у всех прокатчиков считались боевым номером.

И так длилось три-четыре года, пока не отстоялась другая расхожая форма озвучания — музыкальный аккомпанемент тапёра, сидящего перед экраном.

Но самое занятное в этом случае было другое. Через 13 лет, покинув нашу страну одним из последних, Ханжонков после тяжких попыток возобновить производство фильмов решил тряхнуть стариной и по старой памяти «воскресить» не что иное, как звуковое кино, — заметим, в это время уже не столь примитивное. Он нашёл русских инженеров-специалистов и больше года тратил силы и последние средства на эту завлекательную, но пока что безнадёжную работу. Время звука на экране ещё не пришло, и, оставив в Германии бывшую семью и друзей-товарищей, несчастный, больной Алексей Александрович, приняв нэп за возрождение старины, решил вернуться в Россию. Знал бы он, что его ждёт! Но об этом потом…