Звезды на росстани - [6]

Но я ждал: что скажет начальник. Не для похвалы же он вызывает. Похвала, какая ни есть, — это предисловие. Если Гулякин собирается отчитать, то беседу начнет приблизительно так: «Гляжу на тебя, дорогой: хороший ты парень…» Дальше пойдет разнос. А чего ожидать теперь?

Гулякин молчал. Глубоким молчанием подчеркивал серьезность момента.

— Ты ошибаешься, — возразил вдруг какому-то моему невысказанному несогласию. Кивнул в сторону Иволгина: — Мы вызвали тебя не затем, чтобы ругать.

Понятно. Вдвоем вызвали, уяснил я себе маленькую деталь.

— Речь пойдет об организации конкурсов, — ввернул Иволгин. — На лучшего слесаря, путейца и тэдэ, и тэпэ. Все как у тебя делается, только с широкой гласностью.

— Ты не думай, будто твой старый товарищ возвеличивает тебя по дружбе. Для дела надо. Твои конкурсы — это ведь то же соцсоревнование. Об этом в газетах пишут. И вот нам бы и рассказать, что у нас и как у нас.

Это и всё? Но я хотел уловить детали задания.

— Что молчишь?

— А разве надо говорить?

— Вот гляжу я на тебя: ты мне даже нравишься чем-то.

Ага, вот оно. Держись, товарищ директор.

— А ты не забыл того, давешнего разговора?

— Помню, Авенир Палыч.

— И всё той же, упрямой линии держишься?

— Обычной, Авенир Палыч.

Он тогда уверял, что похвальная активность руководителя состоит в показе своей работы. Товар лицом — только так. В постоянном показе, не от случая к случаю. С высокой ли трибуны, через газету ли. Сделал, да не показал, так это хуже, чем показал, а не сделал.

А я возражал. Ведь так, скользя по поверхности, можно потерять квалификацию.

«Хо-хо, вот брякнул! Какая квалификация нужна директору? Крепкая башка нужна — это верно. Характер еще какой никакой».

Теперь я слушал, уяснял для себя задачу.

— Вот я тебе, дорогой мой, один хороший пример приведу. Из жизни твоего старого товарища.

Иволгин удивленно приподнял одну бровь. Не его ли жизнь становилась примером для поколения?

— Его у нас, помню, выбрали в председатели месткома. Плоховато работал, прямо скажу. Не так, чтобы уж совсем развалил, но что ни одного собранья не подготовил — это точно. Ходят все, возмущаются, один он посмеивается. Я молчу. Как, думаю, человек в конце концов выкрутится на отчетно-выборном-то. А он закатил доклад!.. Я диву дался: откуда что взял человек. И наковырял ведь: то делали, другое делали. Да за год-то мало ли сделали! И я первый его похвалил! Сдержанно, а все же похвалил. И доклад отметили. И работу признали удовлетворительной. А? Что? Вот… И тут не хиханьки нужны, ты это брось, тут надо учиться уму-разуму. А хотя бы и у него.

— Но в председатели он больше не вышел? — полюбопытствовал я между делом.

— Да ему на что это? Он и так уважаемый работник. Авторитет приобрел… Вот чем смеяться, ты поучился бы. Друзья, можно сказать, а как-то у тебя все не так. Много больно всякого в тебе лишнего: благородство не благородство, из книжек все…

Гулякин вздохнул. Забота о молодых, как видно, не просто ему давалась.

— Воспитание там у тебя, конечно, поставлено, претензий нет. Винтик, что ли, какой срабатывает, секреты знаешь. Вот и опиши. Обдумай все по порядку, план составь. Конкурсы и все там прочее. И не торопись пока. Думай… Это вот первое тебе заданье. Тут из комсомола приехали: дело серьезное, потому я это дело тебе не одному поручаю. С Иволгиным вот. Он поопытнее тебя.

Иволгин склонил голову, как бы говоря: к вашим услугам и мой опыт, и все прочее. На мое осторожное замечание: не пригласить ли, поскольку дело серьезное, корреспондента из молодежной газеты, — оба замахали руками: вечно ты с собственными идеями, человече.

Я почувствовал себя мальчиком на уроке, не поднявшим руки.

— А есть и еще одно дело, — Гулякин помолчал, выпрямился. — Большое дело. Государственной важности. Будем открывать училище в Нефтеречинске.

Было не совсем ясно, какое отношение ко мне имеет открытие училища. Да и к тому вопросу, к задаче, которую я уже принял как директиву. Ведь забота открытия училищ, сколько я понимаю, лежит на управлении, на таких вот, как Иволгин.

— Но в том-то и дело, что открывать покамест не надо. Вообще, давай не лезь поперед батьки в пекло. Соблюдай субординацию. Знаешь такое слово?

Задребезжало кресло под Иволгиным. Похоже, и он брал слово, не дожидаясь разрешения батьки:

— Ты начальник — я дурак, я начальник — ты дурак…

Силен Иволгин. Начальник хохотал от души.

— Сами тормозим, не открываем, — сказал Гулякин, все еще подхихикивая над кратким определением слова субординация. — Не положено открывать по нашим инструкциям. А с нас требуют. И он ездил, — указал Гулякин на Иволгина. — Стоял на своем, но — требуют, не слазят. Зачем его снова посылать? Другого надо… Конечно, дело это не твое, управленческое, но… как поглядеть. Раз наше — значит, оно и твое. Вот на тебе и остановились. Надо, чтобы понастырней был, лучше из директоров. Именем управления действовал бы, а отвечал сам по себе. С тебя-то, с молодого, как с гуся вода…

До сути дела далеко было, как до звезды небесной, многое из сказанного было неясно. Директора по службе нередко участвуют в межведомственных диспутах, защищая систему профтехобразования, часто управления и главки посылают именно их представителями своей системы, как искушенных в делах. Но тут-то речь шла обо мне. Неискушенном и малоопытном.