Звезды на росстани - [26]

Я его давно знал, еще в те годы, когда он был пацаном, до того, как побывал он в не столь отдаленных местах.

— А это ты? — тем же манером поприветствовал и я его. — Но мне, Каплун, не тебя надо.

— Кого?

— Сам знаешь, кого.

— Да я же тут…

— Но ты мне не нужен!

— А ну, полегче это…

Я заметил: двое помощников Каплуна стали у меня за спиной. Дыханье, движенье… Краем глаза определил: медлить дольше нельзя.

Обернулся. Прочертив кривую, нанес удар. И отскочил в сторону.

И услышал, распознал клич наших, зашедших противнику с тыла, возможно, по моим следам.

— Шухер!

— Вассер!

— Нас окружили, братва! — суматошно завопила Собачка.

Поднялась паника, командиров и вожаков было неслышно. Тем временем организованные массы жеушников вываливались не из задних только, но и из передних окон. На голову обалдевшего противника. Никаких команд Собачка уже не слушала, ближние кинулись через дощатый забор — он не выдержал, затрещал. Побежала Собачка, не было никакой возможности ее остановить.

— Вперед, жеушники, — скомандовал Фаизов. Комсорг училища. С невыделяющимся, незвонким голосом. Человек начитанный и от природы скромный и тихий.

Вполне ли осознанно я, учитель, послушался команды первогодка Фаизова, не заметил ли пролетевших над моей головою двенадцати лет — в этом ли дело? — но я побежал вместе со всеми. Будто все тот же пацан, жеушник, будто тот же все у меня мастер — Наиль Хабибуллович. Возвратились добрые старые, благословенные мальчишечьи годы. Равным среди равных преследовал кровных врагов своих с Собачьей горы…

Дорога вела под уклон, камни мостовой успели высохнуть после дождя. И я решил наконец выйти вперед.

— Не отставай, не давай уходить! — подавал я никому не нужные команды и набавлял ходу, чтобы скорей оказаться в передних рядах, где самые горячие размахивали припасенными на случай палками.

Володя Смольников в руке держал снятый с гимнастерки ремень. Не опережал. Отдавал честь старому жеушнику. Шагах в тридцати, не далее, сверкал пятками сбитый в контратаке, отступающий противник. На дороге, сходящейся с вокзальной улицей, когда уж совсем немного оставалось до Собачьей горы, бледно освещенной повиснувшим месяцем, споткнулся хлопец. Не наш, чужой. Но, нет, не упал. Обессиленный, просто остановился, в отчаянии закрыл голову руками…

— Стой! — я поднял вверх обе руки.

— Сто-ой! — вслед за мной, один за другим повторяли вожаки, Смольников и Фаизов.

— В плен брать будем!

Задние пока еще подбегали, разгоряченные бегом, дышали, переспрашивали друг дружку: в чем дело? Почему не поддают этому вахлаку, пришедшему колотить жеушников, но не умеющему даже вовремя смыться? Отчего бы маленько не поучить уму-разуму?

Пленного заперли в красный уголок. Противник не шел на выручку: кто вгорячах заметит пропажу? Да и можно ли было ее собрать, Собачью гору, после столь позорного бегства? Тем временем в комендантской комнате вовсю кипела работа. Я браво расхаживал, заложив руки за спину, поочередно поглядывал то на одного, то на другого из вожаков. Склонив головы, они писали, то соглашаясь с удачным словом и подхохатывая, то разыскивая другое, более меткое. Старый комендант с желтыми от махорки пальцами и прокуренными рыжими усами, Салимьян Нурлыгаянович, дядя Саша, слегка подхихикивал, но шибко не отвлекал от работы. В половине третьего ночи текст письма был наконец готов, и Тагир Фаизов, прищурясь, читал «Обращение к вожакам, организаторам, вдохновителям походов против железнодорожного училища и ко всем здравомыслящим гражданам мужского пола, проживающим на горе Собачьей», которое гласило:

«Уполномоченные первыми вожаками железнодорожного училища — машинистом локомотивного депо станции Ерёма товарищем Синициным Ермолаем Григорьевичем и начальником вагонного депо той же станции товарищем Подопригора Сергеем Артемьевичем;

уполномоченные теперешним личным составом славной жеухи;

состоя в ночь на 7-е мая 1970 года в Победителях надолго затянувшихся между нами боевых действий и по праву пользуясь благами сей Победы, вообще пребывая в здравом рассудке,

мы, нынешние жеушники, к Вам обращаемся, достойные наши соперники, жители горы Собачьей, со словами мира и разума.

Во-первых, и вы и мы за долгие годы вражды и некультурных потасовок доказали, что оба наши воинские соединения вели себя выше всяких похвал и достойны носить гордое имя Победителей. И уж никак не ходить в побежденных…

Во-вторых. Если взять сложить наши, проверенные в действии и испытанные временем две боевые силы в одну, то получилась бы такая силища, в сравнении с которой не пошли бы все вместе взятые хулиганские шайки, обитающие покамест в нашей славной столице, уступающей разве что Москве, и то на два или на три фонаря, не больше.

В-третьих. Мы предлагаем не перемирие, хотя с него всегда начинались разумные поступки разумных людей, и даже не просто Мир, хотя это и есть благо всего человечества. Нет, нет и нет! Испытывая глубокое к Вам уважение, мы предлагаем не что иное, как Дружбу, Сотрудничество и Взаимопомощь.

А посему предлагаем Вам, не позже завтрашнего дня, приступить вместе с нами к составлению проекта договора о Дружбе, Сотрудничестве и Взаимопомощи на вечные времена между доблестной Собачьей горой и славной жеухой. В наших с вами собственных интересах и на благо родного города. Пусть договором предусматривается такая высокая формула: нападение на одну из договаривающихся сторон другая расценивает, как нападение на нее самое, со всеми вытекающими отсюда последствиями.