Звезды комбата - [46]

В 7-й гвардейский танковый корпус С. П. Кива прибыл на Сандомирском плацдарме, перед самым началом Висло-Одерской операции. Начальник политотдела корпуса гвардии полковник А. В. Новиков, направляя С. П. Киву замполитом к С. В. Хохрякову, ободряюще сказал: «В этом прославленном боевом коллективе вас примут хорошо. Остальное будет зависеть от вас». С. П. Киву не только приняли хорошо, но и полюбили, ибо он с первого часа пребывания в батальоне словом и делом воодушевлял людей на подвиг.

Сейчас замполит Кива лежал на танке своего командира, и его застывший спокойный взгляд был направлен в синее ченстоховское небо. За то, чтобы небо было отныне мирным и чистым, коммунист Кива отдал жизнь.

…Командир и начальник штаба батальона двумя танками неспешно двинулись по, казалось бы, пустынным улицам города. На броне боевых машин — тела павших товарищей. Спереди и сзади — автоматчики, почетный эскорт погибших героев.

Остановились, как и было приказано генералом П. С. Рыбалко, на восточной окраине города; сюда комбат перенес свой штаб.

Наступило солнечное морозное утро 17 января. В палисаднике красивого, не тронутого войной дома танкисты в одних гимнастерках, без головных уборов, долбили-копали замерзшую землю, готовя братскую могилу.

К штабу Хохрякова потянулись поляки — жители ближайших кварталов. В комнату, где собрались офицеры во главе с комбатом, они входили группами и в одиночку, предлагали услуги, не переставали благодарить наших воинов за освобождение города, его жителей от издевательств «наци-швабов». Узнав, что состоятся похороны, пришли музыканты — девять человек с инструментами — и попросили разрешения принять участие в траурной церемонии.

У подготовленной могилы комбат приказал танкистам построиться. Рядом с ними по команде Горюшкина выстроились мотострелки.

Хохряков, сняв шлем, рассказал, кем был каждый из погибших воинов в мирной жизни, какие подвиги совершил на войне, в том числе в бою за освобождение города-страдальца Ченстоховы.

Польские музыканты стояли невдалеке и, не шелохнувшись, слушали «пана майора».

— Прощайте, дорогие побратимы! — сказал Хохряков и, обернувшись к музыкантам, дал сигнал.

Над могилой сперва робко, потом все увереннее поплыла траурная мелодия Шопена.

Танкисты, не скрывая и не стыдясь слез, бережно поднимали с брони тела павших однополчан, завернутые в плащ-палатки, и передавали их с рук на руки до последней черты, где два рослых гвардейца укладывали в один ряд останки офицеров и рядовых, сынов Сибири и Кубани, Грузии и Украины, Татарии и Мордовии, пришедших с боями сюда, на польскую землю, чтобы помочь ее народу освободиться от гитлеровских поработителей.

Звуки траурного марша взлетали в морозное январское небо, плыли над выросшим могильным холмиком, возле которого польские женщины поставили вазоны в красными и белыми цветами. Рыдающие скрипки обрушивали на склоненные головы бойцов звенящие скорбью аккорды, заставляя сердца биться в унисон мелодии, в которой звучали боль утраты и обещание вечной памяти ушедшим отважным собратьям.

— Заряжай!

Защелкали затворы пистолетов и автоматов. Прозвучал трехкратный залп траурного салюта.

— А теперь по боевым постам. И смотреть в оба! — четко и раздельно приказал Хохряков.

В город вошли главные силы 7-го гвардейского танкового корпуса, в том числе лихо прогрохотали к центральной площади два других танковых батальона 54-й танковой бригады, прогромыхал тяжелый самоходный полк, подошли другие батальоны и отдельные подразделения гвардейцев-мотострелков из бригады полковника А. А. Головачева.

Командиры прибывающих подразделений получали у капитана Пушкова указания, где и какие группы передового отряда надо сменить.

Наблюдая, какая силища привалила на смену его передовому отряду, Хохряков ощущал гордость: все эти батальоны, полки и бригады идут маршем по следу его героев, идут свежие, готовые к еще более мощному удару по врагу.

Вот от колонны автоматчиков отделился бравый юный солдат в шапке-ушанке набекрень, с автоматом на груди, подошел к Хохрякову, четко козырнув и прищурив для солидности по-детски широко раскрытые глаза, спросил:

— Разрешите обратиться, товарищ гвардии майор, Герой Советского Союза?

Хохряков, улыбнувшись, разрешил.

— Скажите, пожалуйста, а ваши автоматчики такие же храбрецы, как и танкисты? — искренне спросил подошедший.

Комбат рассмеялся — наверняка юный боец бился об заклад с товарищами, что подойдет с разговором к майору, — и ответил вопросом на вопрос:

— А у вас как?

— Рохлей и нюнь обкатываем на фронтовом Сивке — становятся настоящими гвардейцами.

— Мы своих обкатываем на стальном Буланке, а результат тот же. А кто ты и чей такой бравый будешь?

— Гвардии сержант Илья Яворина. Из отдельной роты разведчиков двадцать третьей мотострелковой. Наш Батя, Герой Советского Союза гвардии полковник Головачев, говорит о разведчиках и автоматчиках: «Это гвардия моей гвардии!»

— Толково сказано. Знаю вашего Батю. Настоящий комбриг. Чапаев! Так ведь его прозвали? А я с детства люблю Котовского и Чапаева. Выходит, головачевец — это чапаевец… Тебя, случаем, не обкатывали?