Звёзды, души и облака - [22]

Дора обтёрла руки о полу халата и молча взяла у Славика из рук гитару. Лёгким движением она подтянула расслабленные струны. И вдруг запела. Запела тихим, низким голосом, запела на незнакомом, чуть гортанном языке.

Анька сразу поняла, что она поёт. Она пела те стихи, что пронзили Аньке сердце, только пела Дора их — по-испански, на языке оригинала, так сказать.

Лицо Доры преобразилось. Как будто изнутри появился свет, высветив нечто — то самое, что покорило Аньку в этих стихах. Глаза Доры были прикрыты. Дора не смотрела на нас. Было такое чувство, что и пела она не для нас и, уж конечно, не для себя.

Когда Дора закончила петь, в палате была классическая «немая сцена». И мальчишки, и Анька — сидели замерев и открыв рты. Потом Анька опомнилась:

— Дора! Как! Откуда ты так умеешь? Дора!

Мальчишки тоже заволновались, все, кто мог, подтянулись поближе.

— Умею, умею! Это я сейчас — Дора, Сергиенко, по мужу… А вообще-то я Долорес, Долорес Гарсия. Да… Я из испанских детей — может, знаете, нас привезли перед войной. Теперь… вот тут живу. Только я и сама забываю иногда — кто я.

— Дора… Долорес… тебе… вам… вам надо со сцены выступать! — Анька не знала, как обратиться к Доре — ведь это была уже совсем не Дора!

— А я и пела. Пока пить не начала. Пить начала — всё потеряла, опустилась совсем. Теперь вот выгребаю потихоньку, с вами вместе. Да, с вами вместе я выгребаю… Уже почти год не пью. Я гитару в руки зареклась брать, пока уверенной в себе не стану. А то снова захочется выпить.

— А сейчас?

— А сейчас — ну, это просто смотреть было невозможно, как ты, Славка, песню портишь. А тебе спасибо, Анька! Как это ты нашла стихи эти. Я их тоже люблю, и песню эту люблю.

Дора достала «Беломор» и пошла к веранде. На пороге она обернулась:

— Только не просите меня играть больше! Когда смогу, сама к вам приду, концерт давать! Анька, молчи! Не смей просить! И вообще — если песня из сердца выходит — не проси никого, бери гитару, и сама пой!

— Я не могу…

— Не могу, не могу! Захочешь — сможешь. Всё.

Швабра валялась на полу, Анька сидела на кровати у Славика, и все мы — молча смотрели в сторону веранды, где курила Дора.

Платок съехал на тугой узел волос, собранных на затылке, открыв прямой пробор. Дора стояла прямо, отставив руку с дымящейся папиросой. И веяло от всей её фигуры жарким испанским воздухом. Тайна стояла на нашей веранде, стояла и курила наша Долорес Гарсия, наша Дора. Вот вам и Дора.

— Пойду, расскажу девчонкам, — Анька забрала свою книжку. Стихи она знала уже наизусть.

А вот вечером, вместо сказки, Анька читала вслух «Цыганское романсеро». Причём читать пришлось два раза. Потому что Стёпка сначала послушал со стороны веранды, потом пришёл, и прямо таки утащил Аньку прочитать ещё раз, на этот раз — в палате мальчишек. Так что плакали все — и девчонки, и мальчишки. И в девятом, и в десятом.

А вот смен Доры теперь Анька ждала. И не только Анька. Многие ждали, когда Дора станет снова — Долорес, и придёт к нам, придёт к нам первым — давать свой концерт.

Глава 28

— Сколько можно, Нинка, прекрати давать свой концерт! Поставят, поставят тебе трояк по математике, не бойся!

Я не боюсь, только хочу, чтоб всё гладенько проскочило! Значит, Машка, вы с Анькой на разные варианты садитесь, и сразу мне передаёте.

— Передаём! Ещё надо Джему написать и Юрке. Всё, звонок.

Это последняя контрольная. От экзаменов все освобождены. Лето! Лето! Скоро лето, летний корпус, купание, море! Это кому можно, конечно. У кого ран нет, и т. д., и т. п. Таких и нет почти! Но всё равно — здорово.

Наденька грустит: она поедет в летний корпус — лежачей. Ярославцев снимки посмотрел и сказал — ещё месяца три. Хорошо, что хоть сколько, но сказал; а то раньше и не говорил ничего. Ладно — три так три, полежу, думает Наденька. Тем более Серёженьке моему — тоже лежать ещё. На операцию готовятся трое — Аська, Анька, Степка. Потом — Джем, потом, может быть, Маша и Нинка Акишина. Операции должны сделать в июне, а потом врачи пойдут в отпуска.

Вот сейчас последнюю контрольную напишем — и всё! Все суетятся, болтают, только что-то Светка наша всё хуже и хуже — то спит, то лежит молча. И ест совсем плохо, даже от бутерброда с кильками отказывается.

Анька ей приносила такую колбаску вкусную, копчёную (из самоволки, конечно, приносила). Так она съела два кусочка, и всё. Сегодня все уроки проспала. На последней контрольной — и то спит.

Спокойно решает Маша, грызёт кончик ручки Аська. Ловко скатывает Нинка Акишина, делая при этом совершенно невозмутимое лицо. Пишет для Джема Анька, не зная, что Джем складывает все её шпаргалки, как любовные записки. Маша же написала уже и Юрке, и Ма-риэте.

Косой предзакатный луч солнца прорезает палату наискось, и мелкие пылинки образуют столб света. Остановись, мгновенье!

Вот и последний звонок. Контрольная закончилась. Все те, кто хотели, списали всё, что хотели. До свидания, школа!

Уроки закончились, и мы постояли немного в нашем классе-палате, поболтали, посмеялись, вспоминая, как передавали записки с контрольными вариантами, кто как решал, и кто как перекатывал. Маленький такой последний звонок, вместе с выпускным вечером. Так все и разъехались.