Звездочёты с Босфора - [9]
Много ночей проплакала Паша. Пока в России жила, меньше о сыне думала, были другие заботы. А тут — день и ночь о нем мысль, и тоска гложет. Хоть бы знать, что с ним стало, жив ли он? Спасибо, кто- то надоумил, — пошла в ту самую мэрию, где должны были составить акт о рождении. Заглянул чиновник в книгу метрических записей. Показал строку:
— Петров, Алексей… Родился в клинике, такого-то числа… Жив ваш сын, иначе бы в этой графе стояла пометка: скончался такого-то числа. Жив, за это я вам ручаюсь. А где он, — мы не знаем и знать не можем…
И еще хуже на душе стало. Жив он, сынок. Где-то здесь живет, может быть в самом Париже, рядом… И ведь на улице, если случайно встретишь, не узнать!
Плакала Паша по ночам, убивалась. Из заветной коробочки вынимала маленькую фотографию: стоит она, молодая мать, улыбается и держит на руках своего Алешеньку. Было ему в это время два месяца. А теперь сколько? Считает Паша: десять лет минуло.
Считает Паша бессонными ночами: десять лет, двенадцать, пятнадцать… Двадцать! И все живет она в Париже, и Алешенька где-то здесь живет, рядом. Не раз забегала в мэрию, все просила по книге справиться: жив ли?
— Жив.
Слава Тебе, Господи! В последний раз чиновник сказал:
— Сыну вашему теперь 20 лет. Родился он во Франции. Стало быть, — француз. И, значит, должен в этом году отбывать воинскую повинность.
Бросилась Паша к адвокату. Сочинил он письмо к военному министру. Хорошее письмо, все в нем изложил. И опять начала Паша ждать. Не так скоро письма до министра доходят.
Все же — дошло. Как-то утром подают Паше желтую бумажонку. Открыла и ахнула. Пишут из министерства, что сын жив, служит в одном провинциальном гарнизоне, а в каком, не называют. Петрову, Алексею, сообщили, что разыскивает его мать, и адрес ее указали. Ежели ему угодно дать о себе знать, — он сам ей напишет.
Ну, конечно, напишет! Как же матери родной не написать? Небось, ведь, сам о ней думал, сам истосковался!
Ожила Паша. На следующий день вскочила, ни свет, ни заря. Вышла на улицу, почтальона подкарауливала, — наверно, письмо будет. Прошел почтальон, ничего ей не дал. Ждала одиннадцатичасовой почты, потом вечерней. Нет письма от Алешеньки. Должно быть, город дальний, в один день письмо до Парижа не доходит. Но еще день прошел, и еще… Замолчала Паша, потемнело лицо. Не выходила на улицу к почтальону. Ничего больше не ждала. «Ежели сыну вашему будет угодно дать о себе знать…» Видно, не угодно. Бросила его младенцем, какая я ему мать! Чужая женщина…
Моет Паша посуду, перетирает тарелки, все об одном думает. Две недели прошло. Теперь и надеяться не на что. Значит, — нет у нее сына, погиб ее сын… И не слышит Паша, как поднимается кто-то по лестнице, громыхая казенными сапогами, как останавливается он у двери и нерешительно дергает за звонок. Не слышит Паша звонка, и ничего не чует ее материнское сердце. Стоит в дверях рослый французский солдат, козыряет смущенно и хрипловатым голосом спрашивает про мадам Петрову…
Роняет Паша тарелку, смотрит в скуластое лицо солдата, что-то ищет в его лице, прислушивается к жирному акценту парижского предместья и понимает, наконец, что стоит перед ней сын ее, Алешенька. И нет у нее больше слов, и не чувствует она, как что-то горячее и соленое бежит по ее щеке и капает на грубую, солдатскую шинель…
Пришла ко мне Паша с сыном. Познакомила. Сияет вся, помолодела. Очень уж счастлива, — только одно неприятно: трудно с Алексеем объясниться. Она по-французски не очень-то крепка, а сын ни слова по-русски.
— И совсем он о России ничего не знает. Уж я ему одну книжку подарила «Мир и войну» Толстого…
— А почему, Паша, он сразу вам на письмо не ответил?
— Так ведь какая история вышла! Служил он, оказывается, в Страсбурге. Послало туда мое письмо министерство. А Алексей как раз в отпуску находился, в Париже. Ему письмо в Париж переслали, а пока оно дошло по назначению, отпуск кончился, и он обратно в Страсбург вернулся… Так время-то драгоценное и ушло. Спасибо, мадам Легра переслала ему письмо в Страсбург!
— Как, мадам Легра?!
— А как же, жива она, жива! Ведь вот какая хорошая женщина оказалась: и денег за пансион не получала, а Алексея моего выкормила и выпоила, как родного сына. Теперь у него, как бы две матери: одна француженка, а другая русская… А с адресом недоразумение вышло: живет она на рю Нотр Дам де Виктуар… Перепутала старуха!
Вот и вся история Пашиного счастья.
Незабвенный друг
Воскресное дежурство в редакции подходило к концу. Машинки стучали теперь более торопливо, чем в начале рабочего дня, сотрудники дописывали последние телеграммы. Журналисты почему-то убеждены, что по воскресеньям ничего не происходит, кроме речей министров и церемоний открытия памятников, и хотя убеждение это решительно ни на чем не основано, воскресная информация, действительно, всегда выходит унылая: может быть просто потому, что тяжело работать в те дни, когда все приличные люди отдыхают.
Под вечер на моем столе зазвонил телефон. Голос человека, которого я знал, — он был поэтом, фотографом и монпарнасским завсегдатаем, взволнованно сказал:
Сборник рассказов о жизни русских эмигрантов в США, очерки об Италии, избранные "Крымские рассказы".
Первое издание. С автографом — дарственной надписью автора: «Дорогой Татьяне Марковне Алдановой (жена известного писателя М. Алданова) с самыми сердечными пожеланиями. Андрей Седых. 1964». Издательская шрифтовая обложка.
В очередной том собрания сочинений Джека Лондона вошли повести и рассказы. «Белый Клык» — одно из лучших в мировой литературе произведений о братьях наших меньших. Повесть «Путешествие на „Ослепительном“» имеет автобиографическую основу и дает представление об истоках формирования американского национального характера, так же как и цикл рассказов «Любовь к жизни».
Лицо этого человека уродовал шрам: почти совершенный серп, одним концом достававший висок, а другим скулу. У него были холодные глаза и серые усики. Он практически ни с кем не общался. Но однажды он все-таки рассказал историю своего шрама, не упуская ни одной мелочи, ни одного обстоятельства…
История нью-йоркских банд знала немало «славных» имен. Эта история — про одного из самых известных главарей по имени Манк Истмен (он же Джозеф Мервин, он же Уильям Делани, он же Джозеф Моррис и пр.), под началом у которого было тысяча двести головорезов…
В Европе и США эта книга произвела эффект разорвавшейся бомбы, — а в Чили ее первый тираж был уничтожен по личному приказу Аугусто Пиночета.…В 1985 году высланный из Чили режиссер Мигель Литтин нелегально вернулся, чтобы снять фильм о том, во что превратили страну двенадцать лет военной диктатуры. Невзирая на смертельную опасность, пользуясь скрытой камерой, он создал уникальный фильм «Всеобщая декларация Чили», удостоенный приза на Венецианском кинофестивале. Документальный роман Маркеса — не просто захватывающая история приключений Литтина на многострадальной родине.
Шарль де Костер известен читателю как автор эпического романа «Легенда об Уленшпигеле». «Брабантские сказки», сборник новелл, созданных писателем в молодости, — своего рода авторский «разбег», творческая подготовка к большому роману. Как и «Уленшпигель», они — результат глубокого интереса де Костера к народному фольклору Бельгии. В сборник вошли рассказы разных жанров — от обработки народной христианской сказки («Сьер Хьюг») до сказки литературной («Маски»), от бытовой новеллы («Христосик») до воспоминания автора о встрече со старым жителем Брабанта («Призраки»), заставляющего вспомнить страницы тургеневских «Записок охотника».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.