Звездный танец - [18]

— Значит, вы еще не завершили то, за чем приехали сюда? — спросил ее Пэнзелла.

— О, нет, никоим образом. Следующий номер докажет миру, что танец — это нечто большее, чем контролируемое падение. А третий… третий будет тем, для чего все это затевалось. — Ее лицо вспыхнуло, стало одухотворенным. — Третий будет танцем, о котором я мечтала всю мою жизнь. Я пока не могу представить его целиком, но знаю, что буду способна его станцевать, я создам его, и это будет моим величайшим достижением.

Пэнзелла прочистил горло.

— Сколько времени на это потребуется?

— Немного, — сказала она. — Я буду готова к записи следующего танца через две недели и могу начать последний сразу же после него. Если повезет, он будет записан до того, как истечет данный мне месяц.

— Мисс Драммон, — серьезно сказал Пэнзелла, — боюсь, что этого месяца у вас не будет.

Шера побелела, как снег, а я привстал со стула. Кэррингтон выглядел заинтригованным.

— Сколько времени у меня есть? — спросила Шера.

— Последняя проверка вашего состояния не внушает оптимизма. Я предполагал, что постоянная нагрузка от репетиций и тренировок замедлит адаптацию вашего организма. Но большая часть вашей работы проходила в полной невесомости, и я ошибся, недооценив, насколько ваш организм привык к постоянным нагрузкам — в земной среде. У вас уже есть симптомы синдрома Дэвиса…

— Сколько у меня времени?!!

— Две недели. Возможно, три, если вы будете трижды в день по часу упорно тренироваться при удвоенном тяготении. Мы можем это устроить…

— Да это смешно, — взорвался я. — Разве вы не знаете о позвоночнике танцора? Она убьет себя при 2 g.

— Мне непременно нужно четыре недели, — сказала Шера.

— Мисс Драммон, мне очень жаль…

— Мне непременно нужно четыре недели.

У Пэнзеллы на лице возникло такое же выражение беспомощной печали, как у меня и Мак-Джилликади. Мне вдруг стало до боли тошно от мира, в котором людям приходится все время так смотреть на Шеру.

— Проклятие! — зарычал я. — Ей действительно нужно четыре недели.

Пэнзелла покачал своей косматой головой.

— Если она останется на четыре рабочие недели в нулевой гравитации, она может умереть. Шера сорвалась со стула.

— Тогда я умру, — вскричала она. — Я иду на этот риск. Я должна.

Кэррингтон кашлянул.

— Боюсь, что не смогу тебе разрешить это, дорогая.

Она яростно повернулась к нему.

— Этот твой танец — прекрасная реклама Скайфэку, — сказал он спокойно. — Но если он убьет тебя, это произведет обратный эффект, не так ли?

Ее губы задрожали, и она отчаянно попыталась взять себя в руки. У меня голова пошла кругом. Умрет? Шера?

— К тому же, — добавил он, — я слишком увлечен тобой.

— Тогда я останусь здесь, в космосе, — взорвалась она.

— Где? Единственным местом, поддерживающим невесомость, являются фабрики. А у тебя нет квалификации, чтобы там работать.

— Тогда, ради Бога, дай мне один из маленьких новых спутников, Брюс. Я лучше окуплю твои вложения, чем спутник, отданный под фабрику, и я…-Ее голос изменился. — Я буду всегда доступна тебе.

Он лениво улыбнулся.

— Да, но я могу не захотеть видеть тебя всегда рядом, дорогая. Моя мать настойчиво предупреждала меня не совершать необратимых поступков от— носительно женщин. Особенно что касается неофициальных связей. К тому же я обнаружил, что секс в невесомости, пожалуй, слишком утомителен, если заниматься им постоянно.

Я почти уже обрел голос, но теперь снова его потерял. Я был рад, что Кэррингтон отказывает ей, но то, как он это сделал, заставило меня жаждать перегрызть ему глотку.

Шера тоже на какое-то время утратила дар речи. Когда она заговорила, ее голос стал низким, напряженным и почти молящим.

— Брюс, это вопрос времени. Если я сделаю еще два танца за четыре следующие недели, у меня будет мир, куда вернуться. Если же мне придется отбыть на Землю и ожидать год-другой, то мой третий танец утонет без следа

— никто не будет его ждать, а первые два будут забыты. Это мой единственный шанс, Брюс, — позволь мне рискнуть! Пэнзелла ведь не гарантирует, что четыре недели меня убьют.

— Я не гарантирую, что вы выживете, — сказал доктор.

— Вы не можете поручиться, что любой из нас проживет этот день, — рявкнула она, затем повернулась к Кэррингтону, держа его взглядом: — Брюс, позволь мне рискнуть.

С огромным усилием она выдавила улыбку, которая поразила меня в самое сердце.

— Я сделаю так, что ты не пожалеешь.

Кэррингтон смаковал ее улыбку и полную капитуляцию в голосе, как человек, наслаждающийся хорошим кларетом. Мне хотелось разорвать его собственными руками и зубами, и я молился о том, чтобы он добавил к своим словам финальную жестокость и отверг ее. Но я недооценил его подлинные способности к жестокости.

— Продолжай репетиции, дорогая, — сказал он в конце концов. — Мы примем окончательное решение, когда придет время. Мне это нужно об— думать.

Я никогда в жизни не чувствовал себя таким безнадежным… таким неспособным сделать что-либо. Зная, что это бесполезно, я сказал:

— Шера, я не могу позволить тебе рисковать жизнью…

— Я собираюсь это сделать, Чарли, — оборвала она меня, — с тобой или без тебя. Никто другой не знает мою работу достаточно хорошо, чтобы запи— сывать как надо, но если ты хочешь выйти из игры, я не могу тебя остановить.