Звездный хирург - [145]

Случилась только одна неприятность, испортившая наш день — спятил какой-то Звездный гвардеец. Он забрался на крышу бара и отказался спускаться. Он вообразил, что вокруг — люди Меншиса, и что он им попадется, если слезет. Его лицо обезображивали глубокие рубцы, так что он, возможно, заново переживал какой-то случай из прошлого. В конце концов его сняла полиция Звездной гвардии. Они надавали ему по голове дубинками, как у них принято, и уволокли его.

Прошли месяцы, и я виделся с Олененком всякий раз, как только выдавался случай, но конец моего пребывания на Алом Прахе подступал все ближе.

Она догадывалась о моих думах, потому что как-то раз спросила: «Отчего ты так печален? Тебя что-то тревожит. Расскажи мне. Ноша, разделенная с другом, вполовину легче прежней.» Я сказал ей, мол, думаю, она, может быть, уже разделяет эту ношу. Она взяла колоду карт и сказала: «Пусть они расскажут.» Потом выложила семь карт, из них две фигуры. Ее лицо будто заволоклось тучами и стало напряженным, когда она увидела, что лица на этих двух картах повернуты в разные стороны друг от друга. Я сказал, что карты могут рассказать нам лишь то, что мы уже знали. Ее большие карие глаза увлажнились и она спросила: «Когда?» Как только я ответил, она прижала кончики пальцев к моим губам и сказала: «Не говори больше ничего. До тех пор, пока ты не уйдешь, мы будем только улыбаться. Хорошие воспоминания во время печали — как пища для голодного.»

Слишком скоро настал тот день, когда я пришел увидеться с Олененком, чтобы сказать «до свиданья». Она сняла с полки на стене в своей комнате бумажную сумку и вручила ее мне, сказав, что в ней — подарок для моей родни, который, она надеется, выразит им ее благодарность за заботливо обдуманные подарки, которые они послали ей и ее ребенку.

У нее был и прощальный подарок для меня — белый носовой платок, на котором она вышила свое и мое имена. Она сказала, что сделала его для меня уже очень давно.

Мы поговорили немного. Она сказала, что намерена покинуть город, когда меня не будет. Она надеялась найти работу в деревне, чтобы ее ребенок рос в каком-нибудь месте поздоровее, и дала мне адрес одного своего родственника, который я мог использовать, чтобы связаться с ней.

Когда наконец мне нужно было идти, Олененок прошла со мной до городских ворот. Я пошел вдоль забора из колючей проволоки, окружавшего город. Олененок шла рядом со мной, но нас разделяла колючая проволока. Так мы шли до тех пор, пока не дошли до угла забора из колючей проволоки, и она не смогла идти дальше. Мы остановились и посмотрели друг на друга, и она просунула руку сквозь колючую проволоку, и я взял ее руку в свою… какая маленькая у нее была рука… с длинными пальцами, прекрасная, нежная рука.

Я отпустил ее руку и сказал ей, что никогда ее не забуду. Я сделал несколько шагов, и она сказала «Я очень тебя люблю.» Я оглянулся и она прикусила губу, а ее глаза стали мокрыми. Она глубоко вздохнула, попыталась улыбнуться и сказала: «До свиданья.»

Я сказал «До свиданья, Олененок, до свиданья» и пошел дальше. Каждый раз, оглядываясь, я видел ее стоящей в углу изгороди из колючей проволоки, смотревшей, как я ухожу. Наконец расстояние и слезы в моих глазах взяли верх, и я больше не видел Олененка.

Возвращение мое на Землю было утомительным, долгим и одиноким, а в других отношениях лишенным происшествий. Я много думал об Олененке и ее ребенке во время того путешествия через пустоту. Я знал, что должен связать себя договором на десять или больше лет, чтобы купить билеты до Земли для Олененка и ее ребенка, если, правда, такие билеты можно было купить. Это еще если она думает, что сможет жить на Земле. Если она захочет приехать. Да…

Переселившись, я написал Олененку. Я писал снова и снова, но не получал ответов. В конце концов я решил написать в контору Лиги на Алом Прахе. В конечном счете, рассудил я, я теперь гражданский человек и, возможно, имею кое-какие права.

Более чем пять месяцев спустя я получил скверный ответ от какого-то служащего Лиги по связям с общественностью. Он говорил, что писал Олененку по адресу, которым я его снабдил, и просил ее прийти к нему в контору, но она не появилась.

Прошло еще время, и я получил другое письмо от того служащего Лиги по связям с общественностью. Он прислал список, состоявший из четырех пунктов сведений об Олененке, которые ему предоставил некий человек, назвавшийся ее братом.

1. Она была не в состоянии передвигаться по причине ран ее ноги, и потому не пришла в контору Лиги.

2. Ее ребенок скончался.

3. Она не хочет ехать на Землю.

4. Она получала письма от вас, а ее брат отвечал, но не знал, получаете ли вы эти письма.

Не знаю, сколько дней я видел только черные равнины, черные горы, черное небо, красное солнце, Олененка и себя вместе с ней и с ее мертвым ребенком у наших ног.

Я продолжал писать Олененку, и однажды получил один конверт с Алого Праха, в котором было два письма. Одно письмо было от Олененка. Другое — от ее брата.

Она писала… «У меня сейчас в самом деле нет для тебя слов, потому что я теперь принадлежу только этому саду.»