Звездный гамбит - [46]

«Пусть случится то, что должно случиться, — подумал он. — Я сделал все, что мог. Пусть люди сами занимаются своими делами. Знать бы, что их ждет».

Его мысли вернулись к Алгану. Человек, затерявшийся среди звезд и обретший бессмертие, мог быть очень опасен.

— Мне больше нечего добавить, — сказал он. — Я требую в кратчайшие сроки разработать план, который станет основой нашей дальнейшей деятельности. Бессмертие для всех. Надеюсь, еще не поздно.

Члены Совета переглянулись, на их лицах, отмеченных патиной лет, он прочел усталость, привычную скуку и страх.

— Вам известно мое мнение, — жестко сказал Ольриж.

— Я против, — едва слышно промолвил Стелло.

— Нет, — сказал Фулн.

— Нет, — одновременно произнесли Альбранд, Вольтан и Люран. Они говорили редко, предпочитая мысль действию. Годы давили им на плечи.

— Может, вы и правы, — подвел итог Ногаро. — Надеюсь, вы не совершили ошибки.

— Повестка заседания исчерпана? — спросил Ольриж. — Можно его закрывать?

— Вам действительно лучше остановиться на принятом решении, пока вы не придумали чего-нибудь похуже, — с горькой иронией сказал Ногаро.

Альбранд шевельнулся.

— Наверно, следует заняться поисками этого Жерга Алгана.

— Он вне пределов нашей досягаемости, — возразил Ногаро.

— А Машина?

— Машина ничего не знает. Вы думаете, меня самого не интересует, что находится за пределами Освоенной Галактики?

— Оставьте этот тон, Ногаро, — вмешался Вольтан. — В конце концов, у истоков угрожающей нам опасности стояли вы.

— Кто-то должен был взять ответственность на себя, — парировал Ногаро.

— Не все ли равно, — воскликнул Ольриж. — Голосование закончилось.

Вольтан повернулся к нему.

— Не спешите, Ольриж. Перед нами целая вечность. Мне хотелось бы кое-что спросить у Ногаро.

— Слушаю вас.

— Что это за легенды, о которых вы упоминали?

— Уместно ли здесь говорить о них? — с сомнением в голосе сказал Ногаро. — Легенды есть легенды.

— Говорите.

— В них упоминались гигантские цитадели на планетах у наших границ. Говорилось о таинственной разумной расе, которой никто никогда не видел, о шахматной доске. Но все это легенды. Я долго изучал их и в какие-то частности поверил. Однако ничего путного из этого не вышло.

— Ничего путного? — удивился Вольтан. — А бессмертие Алгана?

— В легендах много внимания уделялось тому, что было до человека и что будет после него. Они изобиловали странными предсказаниями. В них утверждалось, что человечество избрало ложный путь. Они намекали на наличие цивилизации в Центре Галактики.

— Какой? — усмехнулся Ольриж.

— Той, что способствует эволюции человека, — ответил Ногаро. — Я отправил Алгана на поиски этой цивилизации. Если он вернулся, то, скорее всего, будет говорить от ее имени.

— Кто я? — спросил он.

— Жерг Алган, — ответила Машина.

— Да будет так.

Алган разглядывал свое изображение, плывущее в глубине едва освещенного пространства, словно мираж. Руки его дрожали, и он никак не мог унять дрожь. Он достиг конечной цели своих поисков. Он видел звезды, покорил пространство и время и, наконец, добрался до Бетельгейзе.

Поиск был долгим. И сейчас, как и предсказывала ему в прошлый раз Машина, одиночество хищной птицей обрушилось на него. Прошло много лет. Он переступил границы времени, и ему удалось выжить. Вселенная навсегда сохранит для него привкус пепла и прошлого. Как бы ни сияли звезды, их лучам не пронзить плотный туман утекших мгновений.

«Человеческое существо, — сказал он сам себе, — в моем лице завершило долгий древний поиск, и через несколько часов или дней все люди ощутят привкус пепла, вспоминая о проделанном пути.

Что станет с Машиной? А с дворцом на Бетельгейзе, с гигантскими статуями вдоль эспланады, с изящными звездолетами в портах?»

— Вы хотите задать мне еще один вопрос? — спросила Машина.

Алган ответил не сразу. Он разглядывал свое отражение. Продолговатое мрачное лицо, тонкие губы, темные, сверкающие глаза. «Интересно, считает ли Машина себя красивой, вложили ли в нее конструкторы чувство прекрасного»? — неожиданно подумал он, а потом задал вопрос.

— Кто твои хозяева, Машина?

Этот вопрос давно жег ему губы, но задать его он мог, лишь обретя душевный покой.

— Люди, Алган, — без промедления ответила Машина.

«Может ли Машина быть неискренней? Может ли она лгать?» — подумал он и сам же себе ответил, что лгать умели только люди.

— Послушай, Машина. Я сообщу тебе истину. Ты — пустое место, нуль. Ты всего лишь декорация. Понимаешь ли ты это? Я хочу видеть твоих хозяев, Машина. Скажи им обо мне.

— Я не могу вам ответить, — произнесла Машина.

Голос ее был по-прежнему невозмутим, ровен и безличен.

«Любопытный опыт — допрашивать Машину и уличать ее в невежестве. А может, Машина умеет лгать? Ее не собьешь с толку и не проверишь на детекторе лжи».

Машина была и лучше, и хуже людей. Если она умела лицемерить, то такой ее сделали люди, но ее лицемерие было конструктивным качеством. Моральная оценка исключалась.

«А как обстоит дело с людьми? — задумался Алган. — Разницы не может не быть. Машина лжет не ради собственных интересов; она лжет, поскольку ее построили для сокрытия некоторых аспектов истины. Люди же лгут, преследуя собственные цели.