Звездный единорог - [28]

Крестьянин-верзила. Это ведьминский обычай. Им-то известно, где искать себе товарищей в полночные часы одиноких ночей. Поблизости от меня тоже жила ведьма, та, что я убил на Сретенье. А у нее был бесенок в обличье рыжей кошки, так каждую ночь он выпивал три капли крови из ее головы, прежде чем подавал голос петух. Кровью, они кормятся, потому что без крови становятся бесплотными видениями и тенями, а стоит им напиться крови, и они посильнее вас или меня будут.

Третий Крестьянин. Мой сосед не был колдуном, просто ему надоело работать. Он сказал: "Жизнь - юдоль слез". И сколько ни донимали его священник и врач, он стоял на своем.

Первый Горожанин. Мы никому не позволим действовать, не имея доказательств, но послушайте Буфетчика и, когда вы выслушаете его до конца, сами скажете, что ее ни на день больше нельзя оставлять в живых.

Буфетчик. Не по душе мне рассказывать, но вы все женатые люди. На другое утро после того, как парень полез на гору за своей козой, но еще на час раньше, когда небо было еще темное, он вновь взобрался на гору и пошел вдоль стены среди камней и кустов, как вдруг увидел свет в оконце прямо над своей головой. Стена-то там старая, вся в дырах, где в нее попадали снаряды, вот он и полез наверх, ставя ноги в эти дыры, пока не оказался рядом с окном. И когда заглянул в него, то увидел внутри саму Королеву!

Первый Крестьянин. Он рассказал, какая она?

Буфетчик. Он еще не то рассказал, ведь она в это время совокуплялась с большим белым единорогом.

Толпа начинает шуметь.

Второй Крестьянин. Не хотелось бы мне, чтобы нами правил сын единорога, хоть вы и скажете мне, что он всего лишь наполовину единорог.

Первый Крестьянин. Против народа я не пойду, но я бы не стал ее убивать, если бы Премьер-министр обещал будить ее по утрам и поставил бы стражу, чтобы не допускать к ней единорога.

Крестьянин-верзила. Я задушил своими руками старую ведьму, а сегодня я задушу молодую.

Септимус (медленно поднимается и влезает на камень, с которого спрыгнул Буфетчик). Я не ослышался? Тут кто-то сказал, будто единорог нечистое животное? Ну нет, единорог - самое благородное животное, и о нем сказано в Библии. У него молочно-белая кожа, и молочно-белый рог, и молочно-белые копыта, а еще у него голубые глаза, и он танцует на солнце. Никому не позволю ругать его, пока я жив. В "Великом бестиарии Парижа" написано, что единорог - чистое животное, что он - самое чистое животное на всем свете.

Первый Крестьянин. Уберите его с камня, он пьян.

Септимус. Ну да, я пьян, очень пьян, но это еще не причина, чтобы я разрешил кому-нибудь поносить единорога.

Второй Горожанин. Послушаем его. Все равно нам нечего делать до восхода солнца.

Септимус. Я никому не позволю клеветать на единорога. Ни моим друзьям, ни поэтам, никому. Поохотиться на него - одно дело, если уж вам хочется, хотя он настырен и опасен. Поедем на высокие плато Африки, где он живет, и там прострелим ему голову, но, я слова плохого не скажу о нем, и если кто-нибудь заявит, будто единорог нечист, то будет иметь дело со мной, ибо я утверждаю, что его чистота равна его красоте.

Крестьянин-верзила. Да он совсем пьян.

Септимус. Нет, уже не пьян. На меня снизошло вдохновение.

Второй Горожанин. Давай, давай. Мы никогда больше не услышим ничего такого.

Крестьянин-верзила. Слезай. Хватит с меня. Нам пора за работу.

Септимус. Слезай, ты говоришь, а если у меня божественным промыслом распушились перья на груди и раскрылись белые крылья? Ага! Теперь я понял. Вы нашли себе спокойное местечко, чтобы безнаказанно клеветать на единорога, но вам не повезло, потому что я вам не позволю.

Он спрыгивает с камня и бросается на толпу, которая старательно обходит его.

В немилосердном этом городе я защищу благородного, молочно-белого, легконогого единорога.

Крестьянин-верзила. Не стой у меня на дороге.

Септимус. Почему это?

Первый Крестьянин. Не трогай его.

Второй Крестьянин. Никакого насилия - иначе удача отвернется от нас.

Все пытаются оттащить Крестьянина-верзилу.

Септимус. Я не пущу вас на смерть. Разве можно говорить о грязи, даже о пятнышке на молочно-белом героическом звере, который купается, едва забьют барабаны на восходе солнца и на восходе луны, да еще когда появляется на небе Большая Медведица? Более того, нельзя ни слова ни сказать, ни прошептать, ни тем более крикнуть тому, кто сам между двумя купаниями, а вас непременно мыли, когда вы родились, и наверняка обмоют, когда вы умрете.

Крестьянин-верзила бьет Септимуса.

Первый Горожанин. Ты убил его.

Крестьянин-верзила. Может, да, а может, и нет - пусть себе лежит. Одну ведьму я задушил на Сретенье, другую задушу сегодня. Плевать мне на него!

Третий Горожанин. Обойдем город с восточной стороны. Плетельщики корзин и сит уже, верно, вышли на улицы.

Четвертый Горожанин. Оттуда недалеко до ворот Замка.

Они уходят в одну из боковых улиц, но вскоре, чего-то испугавшись, в замешательстве возвращаются.

Первый Горожанин. Вы и вправду его видели?

Второй Горожанин. С кем же спутаешь страшного старика?

Третий Горожанин. Я стоял рядом, когда семь лет назад призрак говорил через него.

Первый Крестьянин. Никогда не видел его прежде. В моих краях он не объявлялся, и я не знаю, какой он из себя. Но слышал о нем, от многих слышал о нем.