Звёздный День - [6]

Кира была директором клуба. Жила она на квартире, и изредка Санин бывал у нее. Правда, на поселке болтали, что к ней захаживали многие… Но Николай в это мало верил — о ком и чего только не болтают на поселках? Гораздо больше его смущало другое. Например, то, что кофе для нее был не «он», а «оно», что она не любила больших городов и пределом ее мечтаний на будущее было место директора районного Дома Культуры.

Но сейчас все это как‑то отошло на второй план. Ведь день его «триумфа» и счастливых случайностей подходил к концу, а «на века» так еще ничего и не было сделано. Счастливая же женитьба, как ни крути, способна изменить к лучшему жизнь любого человека.

«Подтянуть общий уровень, — думал он, — дело наживное. И, кроме того, не надо быть княгиней Волконской, чтобы поехать за мужем из деревни в Москву или Ленинград».

Сделав пару маленьких глотков, Кира отставила чашку и сказала: ⁴

— А я, Коленька, замуж выхожу.

— Как замуж? За кого? — не сразу пришел в себя Николай.

— Очень просто, как люди замуж выходят? За Мишу Васильева.

— Бр — р-р, — опять не понял Санин, — когда? Почему?

— Через месяц, вчера заявление подали. А сейчас, ты извини, я пойду. Мы с ним в кино на девять идем.

— Так что ж ты делаешь‑то, а? С ним в кино, а со мной вот так… Это после заявления‑то? — Ему было стыдно за себя и обидно за Мишку. — Да ведь это же… За меня бы тогда и выходила. — И он заглянул ей в глаза. Там были слезы. Но она пыталась смеяться.

— А что мне с ним? Он все про звезды да про любовь разговоры разговаривает. Что я, восьмиклассница? А тебя я, Коленька, люблю, только замуж за тебя я бы никогда не пошла, потому что не круглая дура. Ведь ты же умный, Коленька, очень умный. Я сама не знаю, как это объяснить, просто чувствую. Слишком мы уж с тобой разные, и потом, не останешься ты здесь, уедешь. Тебе другая жена нужна. Меня бы ты потом стесняться стал.

— В честь чего это?

— Ну, вот ты слова всякие говоришь, они для тебя понятные и простые, а я их вообще первый раз от тебя слышу, как сегодня про закон этой, теранпии, что ли?

— Энтропии‑то? Господи, подумаешь, энтропия. Чего там знать‑то? Ну, мера разупорядоченности, бардак, одним словом.

— Вот — вот, так бы мы с тобой и жили. Тебе энтропия твоя, а мне бардак… Прощаться я к тебе приходила, Коленька. Не приду я больше. И ты тоже. Не надо. И Мише, ради бога, ничего не говори, ладно? Не надо ему про это знать. Я сама что‑нибудь придумаю. Он ведь хороший, добрый…

Оставшись один, Санин еще долго не мог собраться с мыслями.

«Отказалась Кирка… А может быть и правильно? Кто его знает, что там дальше будет? С Мишкой ей спокойнее. Вообще говоря, ее отказ смахивает на то, как пиво сегодня кончилось, когда мне пятерку тратить не захотелось. А разве хотелось мне жениться на ней до сегодняшнего дня? Да и не захотелось бы. Просто уж сегодня все один к одному. Только осадок какой‑то…»

Николай и раньше ловил себя на том, что выход замуж некоторых его знакомых девчонок вызывал у него странное ощущение не то грусти, не то обиды обманувшегося в своих надеждах человека, хотя прекрасно понимал, что, не узнай он об этих свадьбах — ему бы и в голову не пришло самому жениться на ком‑нибудь из них. Объяснение этому Санин видел в нежелании своего «эго» мириться с утратой любой возможности сделать в будущем что‑то, пусть это была бы всего лишь абстрактная возможность.

Около десяти позвонил Паша. Обозвал Санина обормотом, который болтается неизвестно где, когда следует сидеть у телефона и ждать звонка уважаемого человека, чтобы этому уважаемому человеку не приходилось одному таскать пудовые сумки, а потом еще целых два часа дозваниваться до этого самого обормота, дабы напомнить ему, что в следующую субботу он, кровь из носу, должен быть в Москве.

В следующую субботу у Паши был день рождения и он не желал слушать никаких санинских отговорок, коих тот, собственно, и не имел. Перед отъездом он бы очень попросил его заскочить к родителям уважаемого человека, чтобы те могли кое‑что передать с ним для скромного товарищеского ужина. И было бы совсем хорошо, чтобы он при этом не забыл захватить «Мастера и Маргариту». Вопрос Николая, имеет ли «уважаемый человек» какое‑нибудь отношение к звонкам по поводу сегодняшнего Звездного Дня, Паша назвал бредом сивой кобылы и советовал поменьше увлекаться коньяком, чтобы звезды среди бела дня не мерещились, и уж по крайней мере искать звонившую среди многочисленных санинских поклонниц.

Ближе к одиннадцати Николай начал склоняться к мысли, что поставленная перед ним задача скорее всего не имеет решения.

«Действительно, — рассуждал он, — что вообще может сделать за день обыкновенный человек? Дом построить, детей воспитать? Увы.

Была бы у меня сегодня защита кандидатской или что‑нибудь в этом роде, все было бы ясно: повезло — сделал дело — пользуйся всю жизнь. А здесь… И та- лантов‑то никаких нет. Стихов не пишу, рисовать не умею, куда там, таблицы к диплому и те художнику заказывал. С музыкой тоже полный завал — все песни на один мотив пою. А если бы и были? Скажем, стал бы я на этот день весь из себя талантливым. Что из того? Роман или симфонию задень не напишешь. На картины тоже у людей годы уходят. Можно, наверное, стихотворение, рассказ, песню в конце концов написать. Написать‑то можно, да разве стал бы Чехов Чеховым, напиши он одного «Хамелеона»? А кто