Звездный час майора Кузнецова - [18]

В рассветной тишине послышался слабый, далекий звук, похожий на стрекот кузнечика. По молчаливой колонне прошел шорох, словно порыв ветра, всколыхнул, расшевелил людей. Бойцы поднимали головы, напряженно прислушивались.

— Бой, товарищ майор, бой где-то!

Теперь уже ясно было слышно, что это именно бой, а не просто обычное «дыхание» переднего края. Из-за лесов доносились слабые вздохи взрывов, неровный перестук выстрелов. В сырых низинах звуки гасли, зато с пологого бугра, через который переваливала дорога, слышались даже автоматные очереди, частые, неровные, похожие издали на короткие всхрапы мотоциклетного двигателя. Ветер раскачивал звуки, и казалось, что бой то совсем удаляется за горизонт, то подступает к соседним лесам.

Кузнецов приказал сделать привал, приняв все меры на случай внезапного нападения, выслал вперед разведку, а сам отправился в расположение второго батальона, залегшего по опушке красивого соснового бора, чистого и прозрачного, без подлеска. Первое, что услышал, сойдя с мотоцикла, — радостный женский смех и ласково-снисходительный мужской голос. Это было так буднично, что он вначале просто не поверил своим ушам, остановился и стал слушать. Голоса доносились из небольшого шалаша, прикрытого пожелтевшими сосновыми лапами.

— Я бы родила, да ведь некогда. Пока рожаю, война кончится.

— Долго ли родить? А потом сына к маме — и воюй, пожалуйста.

— Дурачок, как же мне раненых выносить, когда сама на сносях буду?

Кузнецов улыбнулся. Этот так диссонирующий с его тревожным настроением разговор вдруг снял напряжение, не отпускавшее со вчерашней бомбежки. Он кашлянул. Из шалаша выглянуло сердитое лицо лейтенанта Юркова.

— Где ваш взвод?

Увидев командира полка, Юрков выскочил так быстро, что едва не развалил шалаш.

— Виноват, товарищ майор!

— Я спрашиваю, где ваш взвод?

— На месте, товарищ майор. Там, — он неопределенно показал рукой в сторону опушки.

— А вы почему здесь?

Из шалаша выбралась медсестра Астафьева, невысокая, крепкая девушка, безбоязненно взглянула на командира полка. И он вспомнил разговоры, ходившие еще там, под Владимиром, будто в Астафьеву влюбляются все пациенты, такие у нее ласковые руки. Вспомнил, что видел уже эту пару вместе и кто-то весело каламбурил тогда им вслед: «Астафьева, оставь его!»

— Извините, товарищ майор!

Лицо лейтенанта выражало такое страдание, что Кузнецову стало жаль незадачливого Ромео.

— Пришлите ко мне командира батальона, — сказал он. — Да заберите вашу Джульетту. Она права: целоваться будем после войны.

Эта неожиданная встреча, сухой аромат смолистого леса напомнили ему другие леса, куда он любил ходить со своими дочками, с женой Любой. Так давно это было, что кажется сном. Он шел по лесу, стараясь стряхнуть с себя эти нахлынувшие вдруг расслабляющие «домашние» чувства, и не мог освободиться от мягкой печали разлуки, охватившей душу.

С опушки открывались всхолмленные дали, тонувшие в рассветной дымке. От бора тянулся пологий скат, упиравшийся в березовую рощицу. На склоне озером лежала рожь. Даже теперь, без солнца, было видно, как ходит она длинными волнами под слабым ветром. За рощицей начинался такой же пологий подъем. Там рожь была наполовину скошена: кто-то начинал уборку еще не поспевшего хлеба. От этого брошенного второпях поля веяло тревогой. Значит, фронт не надежная линия, а что-то подвижное, полное неожиданностей, если даже здесь, в тылу, люди не смогли спокойно работать.

К тому моменту, когда прибежал запыхавшийся командир батальона, Кузнецов уже знал, какое отдаст распоряжение: выдвинуть на ту высотку одну роту, чтобы окопалась, прикрыла полк в случае какой-либо неожиданности.

В этот день он снова обедал из общего котла, сидя на траве с котелком, зажатым меж колен. Делал он это не потому, что так уж верил в старую истину, будто путь к сердцу солдата лежит через желудок. Просто на заре его военной службы, еще в середине двадцатых годов, был у них в части командир с такой привычкой. Кузнецов не мог забыть, как хвалили его красноармейцы. И не особенно задумываясь над причинами и следствиями, он стал поступать так же. Позже понял: дело не в тщеславии, не в желании потрафить «нижним чинам». Так надежнее всего можно было осуществить контроль за теми, на ком лежит обязанность удовлетворять повседневные нужды красноармейцев. Повара, не зная, когда командир полка придет к их котлу, старались хорошо готовить каждый день. Ибо слухи о суровых карах за плохо приготовленные обеды ходили из роты в роту, не давая хода «интендантскому равнодушию». А вслед за поварами и старшины рот, и каптенармусы, и все прочие, кому положение давало призрачное право на исключительность, не забывали, что их задача: питать всем необходимым главную единицу полка — красноармейца.

— Товарищ майор, наводчик Елисеев просит разрешения обратиться!

Кузнецов поднял глаза, увидел длинного, жилистого пограничника, торопливо одергивавшего гимнастерку, и показал ложкой на траву возле себя. Тот сел почтительно прямо и деликатно отвернулся, чтобы не мешать командиру полка обедать.

— Я вас слушаю, товарищ Елисей, — улыбнулся Кузнецов, отставив котелок.