Звездный час любви - [17]

Лицо бросило в жар, когда Энжи вспомнила, как он старался успокоить ее, не посмотрев на то, что она ударила его. Как сел рядом с ней на кровать. Вот когда надо было более решительно объяснить, что ей это не нужно! Она вспомнила, как он посадил ее к себе на колени. Вот когда надо было сопротивляться изо всех сил!

Но нет. Вместо этого она поддалась собственной слабости, позволила себе отдаться ощущению, которого не испытывала уже много месяцев, даже в присутствии полиции.

Это больше, чем просто ощущение безопасности. Энжи почувствовала, что находится под защитой. Даже если бы Джефферсон не повторял, что все хорошо, она все равно чувствовала бы себя под его защитой. Ее успокаивали не слова. В отличие от нее он оказался не способен лгать о себе. Энжи почувствовала, кто такой Джефферсон Стоун в глубине души. Само его присутствие внушало ощущение силы и спокойствия.

Она осознавала, что перед ней человек – один на миллион, – способный отдать жизнь ради того, кого считает более слабым и беззащитным.

После нескольких месяцев ночных кошмаров и неуверенности она не нашла в себе сил отказаться от того, что он мог ей дать. Именно об этом она мечтала с тех пор, как началась эта жуткая история с Уинстоном. Снова оказаться в безопасности.

А что сделала она после того, как почувствовала себя в безопасности, поняла, что находится в чудесной комнате в доме на озере, который большинство людей никогда бы не нашли, даже по карте? Когда настало время попросить его уйти, освободить от предписанной врожденным чувством долга обязанности защищать слабого?

О боже! Она воспользовалась соблазнительной возможностью быть слабой и с наслаждением приняла его помощь, прижимаясь к крепкой груди, радуясь успокаивающей ласке руки, гладившей ее по голове. Вцепилась в него, как жадный ребенок, схвативший мороженое. И теперь в ярком свете наступившего утра не знала, куда деваться от смущения.

Неужели Джефферсон действительно поцеловал ее в щеку перед тем, как уйти? Энжи дотронулась до щеки, будто там осталось подтверждение. Она забыла об осторожности, назвалась настоящим именем. В момент крайней слабости допустила неосмотрительность. Она поклялась, что это не повторится. Хотя, возможно, такого шанса больше не представится. Она призналась, что соврала, ударила лампой! Он имел полное право ее выгнать. Ну, или потребовать объяснений.

Через полчаса, приняв душ и одевшись, она приготовилась приступить к своим обязанностям. Если, конечно, у нее еще есть эта работа. Энжи поняла, что хозяин решил ее избегать. Судя по всему, она умудрилась смутить и его тоже.

Подойдя к его кабинету, она увидела, что дверь закрыта. На кухне стоял готовый кофе, но иных признаков завтрака не обнаружилось. Не нашлось даже кусочка хлеба! На рабочем столе стояла пустая коробка. Энжи прочитала этикетку. По-видимому, Джефферсон ел разогретый в микроволновке буррито с бобами. Какое убожество! Она вспомнила, что еще до ночного происшествия намеревалась сделать жизнь хозяина лучше, хотя бы на то время, пока находится здесь. И вот теперь эта коробка от буррито. Ее решимость возросла многократно. Надо следить, чтобы он нормально питался, ходил в чистой одежде, а каждый дюйм дома блестел, напоминая о том, в каком красивом месте он живет. Возможно, даже о том, что мир прекрасен.

Когда-то раньше Энжи тоже жила с ощущением, что мир прекрасен. Может, помогая ему осознать это, она и себе вернет прежнюю веру. Она с некоторым страхом поняла, что пытается позволить себе самую опасную в жизни вещь. Впервые за последнее время Энжи позволила себе надежду. Выполнение самых обычных дел лишь сильнее наполняло ее надеждой.

Энжи составила список продуктов, засунула посуду в посудомоечную машину, смахнула с рабочего стола крошки. Эти мелкие дела наполняли ее радостью, что лишь подтверждало, насколько безумной стала ее жизнь в последнее время. Она и не предполагала, как хорошо просто быть нормальной. Однако удовольствие от простых дел – не предлог бесконечно откладывать встречу с боссом. Взяв список, она подошла к двери кабинета. Правда, он ясно дал понять, что не желает, чтобы ему мешали, но она не могла делать вид, что прошлой ночью ничего не случилось. Нужно узнать, не собирается ли он выгнать ее за то, что она соврала насчет своего имени.

Энжи чувствовала, как сильно стучит сердце, и обдумывала, что станет говорить. Если Джефферсон ее оставит, надо дать ему понять, что, несмотря на благодарность за заботу, она никоим образом не рассчитывает на это. Наоборот, предпочла бы держаться в рамках деловых отношений. Список всего лишь предлог проникнуть в кабинет и начать разговор.

Она постучала.

– Да?

Слегка приоткрыв дверь, Энжи заглянула. Джефферсон выглядел измученным. Она дала себе слово сделать его жизнь лучше, но пока, очевидно, только ухудшила!

– Вы что, не спали всю ночь? – ужаснулась она, забыв про заранее подготовленную речь.

Джефферсон взглянул на нее.

– Если не ошибаюсь, вы моя домработница, а не мать. – Его голос прозвучал неожиданно сухо.

Однако Энжи услышала: «Вы моя домработница». Он не собирался ее увольнять!

А неприветливый тон даже принес облегчение, и теперь казалось, что она могла сильно преувеличить его ночную нежность. И вместе с тем мысль о том, что Джефферсон без ее помощи решил вернуться к формальному тону, несколько разочаровала.