Звездный билет - [33]

– …что я здоров, весел и бодр. И дедушке Алика скажи, и Юркиному папану, и Зинаиде Петровне тоже. Как там наша «Барселона»? Не развалилась еще? Денег у нас целая куча. Все у нас…

– …почему ты ей не напишешь? Старики очень обижены на тебя из-за этого. Только из-за этого. Слушай, я через месяц, может быть, приеду к тебе в отпуск. Старик…

– … в полном порядке. Тебе ни пуха ни пера. Защищай скорее.

– Что?

– Защищай скорее.

– Крепись, старик. Все будет в порядке, – сказал Виктор.

– Да все и так в полном порядке, – пробормотал Димка, но их уже разъединили.

***

– Хочешь честно, Крамер? – спросил Иванов-Петров.

– Только так, – сказал Алик и сломал сигарету. Они бродили вдвоем по Вышгороду.

– Понимаешь, в общем-то все это просто смешно. Так же, как твоя борода и все прочее. Смешно и очень любопытно. В общем-то это здорово, что ходите вы сейчас везде, смешные мальчики. Очень я рад, что вы ходите повсюду и выдумываете разные штуки.

– Очень любезно с вашей стороны. Спасибо от имени смешных мальчиков.

– Ты не сердись. Я уверен, что ты будешь писателем.

– Без дураков?

– Точно.

– А что для этого нужно? Посоветуйте, что читать.

– Черт! Что читать? Вот этого я не знаю. По-моему, нужно просто жить на всю катушку. И ничего не бойся.

– Я и не боюсь.

Они остановились на краю бастиона над Паткулевской лестницей.

Иванов-Петров обнял Алика за плечи.

Внизу в улицах сгущались сумерки, а черепичные крыши домов и башен все еще отсвечивали закат. Церковь Нигулисте, разрушенная во время войны, стояла в строительных лесах.

– Камни, – прошептал Иванов-Петров, – завидую камням. Их можно уничтожить только бомбами.

– В наше время это нетрудно сделать, – откликнулся Алик.

– Очень трудно. Невозможно. Погасли розовые отсветы. В узких улочках зажглись лампы. Это было похоже на подводный город из какой-то старой немецкой сказки.

***

– Остановитесь здесь. Я дальше хочу пешком.

– Галочка, дождь ведь может пойти.

– Ну и пусть.

Галя побежала по дороге. В темноте мелькало ее белая кофточка. Долгов, улыбаясь, пошел за ней. «Как это мило все, это очень мило!» – сказал он себе, думая с тревогой и тоской, что отпуск кончается.

Галя, пританцовывая и напевая, бежала обратно. Она была чуть-чуть пьяна. Она теперь каждый вечер была чуточку пьяна. И каждый вечер танцы и разговоры об искусстве, о современной сцене, и тонкие намеки, тонкие шутки, и все такое вкусное на столе, а почему не выпить «несколько капель солнца»?

Долгов протянул руки, и она оказалась в его объятиях.

***

Огромный «Икарус» с ревом пронесся мимо них. Казалось, земля задрожала.

Автобус неистовый, грузный, неудержимый, с воем летел в кромешную тьму. Шум затих, а он уходил, освещенный, все дальше и представлялся космическом кораблем.

– По-моему, он свалится в кювет, – сказал Долгов.

– А по-моему, врежется в луну, – сказала Галя. Вот бы быть там!

Мчаться в темноте! Там играет радио. Шофер включает, чтобы не заснуть за рулем. Играет тихо, но на передних сиденьях слышно. И все дрожит, и все гудит, и никто не знает, доедет ли до конца.

– Григорий, буду я когда-нибудь играть Джульетту?

– Уверен, Галчонок.

– А ты будешь Ромео.

– Нет. Это сейчас не мое амплуа.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. Система «Дубль-ве»

Глава 9

Я не мог на нее налюбоваться. Она была роскошна. Вероятно, очень приятно было бы держать ее в руках, но я не беру ее в руки. Каждый раз я гляжу на нее, когда сажусь к своему столу. Она лежит на нем, темно-коричневая, толстая, тяжелая, – это диссертация. А рядом с ней синенькая тетрадка. Это то самое «просто так». Я сажусь по-американски – ноги на стол, – закуриваю и смотрю на эти две вещи. Я словно взвешиваю их на ладони. Что означает каждая из них для меня и что они значат вообще?

***

Диссертация – это кандидатская диссертация, тему которой мне подсказал наш гениальный шеф. Это мой голос, усиленный микрофоном: «Уважаемые члены ученого совета». Это рукопожатия, цветы и дьявольская выпивка. Все, как полагается. Звонки друзей, а ночью шепот Шурочки: «Милый, я так счастлива!»

Это моя подпись, черт побери, под всем, что ни напишу: «Кандидат наук В.

Денисов». Это лишних пятьсот рублей в месяц. Это бессонные ночи и молоток в голове. Если все книги, что я прочел для того, чтобы написать ее, свалить в этой комнате, мне придется ночевать на крыше. Это мой труд, это моя надежда.

Это мой путь, трудный, но верный. Путь, уготованный мне с самого детства.

«Будешь разумным мальчиком, станешь профессором». Меня воспитывали на разных положительных примерах, а потом я сам стал положительным примером для Димки.

А Димка взял и плюнул на мой пример. В общем-то он просто смешной романтик.

Он думает, что он какое-то исключение, необычайно сложное явление в природе.

Все мы так думали. Меня тоже тянуло тогда куда-то уйти. Меня тянуло, а он ушел.

А я 28 лет сижу в своей комнате и смотрю на билет, пробитый звездным компостером. Что там сегодня? Кажется, хвост Лебедя. Надо бы мне при моей профессии лучше знать астрономию. Романтика! Вот она снова пришла ко мне. Я смотрю в окно, и бывают минуты, когда я уверен, что этот билет все-таки предназначен для меня.

***

Синенькая тетрадочка – это моя собственная мысль. Это мой доклад, который я сделаю через неделю или через две. В кулуарах уже идут разговоры.