Звёздные прыгуны - [34]

— Так есть!

Теперь, когда Кецаль объявил, что он не бог… что он всего лишь пророк и служит другим, более могущественным богам… Адалла, как и многие его знакомые, испытывал некоторое… замешательство.

Теперь, как в свое время храмы проклятого Ираса, по всему городу разрушались почти достроенные башни Кецаля, а на их месте… кто такой Адалла, чтобы обсуждать деяния бога, то бишь — пророка, однако изваяния новых божеств… Каждый раз, проходя мимо них, Адалле хотелось сделать жест, отводящий нечистую силу. Высокие, в черных одеждах, с капюшонами, закрывающими лица…

— Так есть! — эхом повторил мудзин. — Ступайте и помните об этом!

— Помним.

Адалла поднялся с колен, отряхнул пыль, посмотрел на сандалии — что Ирас, что Кецаль, что Призраки — обувка всегда нуждается в починке, а в конце месяца всегда приходят священники за положенной десятиной.

3.

Толлан встретил путешественников унылым сиянием посадочных огней.

На изъязвленном поле небольшого космодрома, кроме их корабля, стояла парочка космических корыт, не разваливающихся только силою крепкого словца капитана и привычки держаться вкупе.

— Во имя Призрака, милостивого и всемогущего, кого принесло в такую ночь? Клянусь сотрясателями основ, только огнепоклонники Зумамы, да прислужники Ираса, тьфу, тьфу, нечестивцы бодрствуют до появления Всевидящего Ока, обделывая свои богопротивные делишки.

К кораблю двигалась сгорбленная фигура смотрителя. Светочем истинного учения, тусклый фонарь освещал худую руку, да скуластое лицо под серой, наспех намотанной чалмой.

— Успокойся, Наср, это я, — следом за пассажирами на скрипучий трап выбрался капитан корабля.

— Кто я, или ты думаешь, мои старческие глаза, подобно очам пресветлого Кецаля, способны проницать тьму, дабы читать в душах грешников, как в свитках.

— Я, Хасиб.

— А-а, старый пьяница, — успокоился смотритель. — А с тобой кто?

— Пассажиры.

— Ночевать не пущу. Пусть тащатся в город! — смотритель растолковал ответ капитана по-своему. — Не далее, как на прошлой неделе, останавливались одни… пассажиры. На утро недосчитался придверного коврика. Ну скажи, Хасиб, зачем им, во имя Призраков, понадобился грязный, обтрепанный придверный коврик? Куда мир катится…

Золот протянул капитану очередной кошель.

— Будешь ждать нас три дня, если не появимся — свободен. И постарайся не пропить деньги в первые сутки.

— Обижаете, — глаза астролетчика горели предвкушением.

Агент взглянул в сторону огней раскинувшегося за космодромом большого города.

— До рассвета будем на месте.

— Золот, — Дункан дотронулся до рукава напарника. — Что за призраков они все время вспоминают? Сначала капитан, теперь этот, уж не тех ли…

— Местные суеверия, — отмахнулся напарник и двинулся в сторону покосившихся ворот космодрома. — Пошли!

Послушной собачонкой, Дункан засеменил за гордо выпрямленной спиной.

Покидая маленький космодром, у дощатого, местами прогнившего забора, Дункан обернулся.

Или показалось…

У толстых опор их звездолета, озаренная отсветами остывающих сопл, стояла фигура… темные развевающиеся одежды, длинные волосы, тяжелый, не смягчаемый расстоянием взгляд немигающих глаз.

Призрак! И местные поминают призраков — одни и те же?

Трегарт помотал головой.

Фигура исчезла.

Весь путь до города, мужчину не оставляло ощущение, что за ними кто-то наблюдает.

4.

Далекий от теплого ветерок, далеким от приятного образом обвивал тело.

Из окна дуло!

Пропитанная пылью портьера отказывалась прибавлять настроения. Отчаянно хотелось чихнуть.

Обуздав очередной естественный порыв простым зажатием носа, Ах Рам тихо выругался.

Моча Кецаля и экскременты Кецаля, как только завершится месса, прикажу выстирать все занавески… и заложить, наконец, проклятое окно!

Из-за портьеры, отделяющей нишу Ах Рама от остальной комнаты, доносилось усиленное пыхтение, разбавляемое довольными стонами. Оргия — неотъемлемая и наиболее популярная часть мессы. Ах Рам не льстил, во всяком случае, не себе — именно из-за оргий — вседозволенного разврата, прикрытого ширмой ритуала и покровом темноты, в лавы секты вливается большинство неофитов.

Ранее, в молодости, и он любил оргии. Теперь, когда на Ах Раме маска Командора, пусть молодые резвятся, Ах Рама вполне устраивало общество нескольких постоянных любовников.

Командор почесался. Больше сквозняка беспокоил зуд. Верхняя часть тела Ах Рама была покрыта черной краской — цвет ночи — цвет смерти — цвет их повелителя — Принца Тьмы Ираса. Нижняя — золотой — цвет вечного противника Ираса — ненавистного Кецаля. Как на его теле — ночь попирает день, так и Ирас в будущем подчинит себе Пророка Света, и темные силы на веки вечные воцарятся в обитаемых мирах!

Мстя за отступничество, зудела нижняя часть туловища. Вся. Эскулапы говорили — аллергия на тирну — один из компонентов золотой краски. Но Ах Рам знал истинную причину недуга — Кецаль мстит, мстит одному из своих священников, ставшему на стезю служения истинному богу!

Пыхтение прекратилось, сменившись расслабленными вздохами.

В нише посветлело. Это двое служителей вновь зажгли ритуальные факелы.

Отдернув штору, Ах Рам вступил в помещение.

Знакомая картина — разодранные одежды, полуголые тела, на черном бархатнои алтаре — распотрошенная тушка поросенка.