Звездное убежище - [23]

Он поднял бокал и осушил его. Когда стекло вернулось на стол, его манеры совершенно переменились.

— Я бродил по тому, что вы называете туристским центром, — сказал он. — Весьма впечатляет.

— И в нем чертовски трудно разобраться, — резко сказала Узри. — Центр постоянно меняется. Вчера я спустилась через Радиевый люк и попала в Город. Сегодня мне пришлось пройти сквозь Пещеры и часть Океана, чтобы добраться сюда. Океан ладно, сверхъестественная жидкость, которая в нем вместо воды, выветривается, как только выходишь на сушу. Но путь через пещеры был довольно неприятен.

— Почему? — спросил Ланг, подняв бровь. — Я их еще не осматривал.

— Осмотрите, если вы нормальный человек, — Узри засмеялась. Звук был чем-то средним между смехом и ворчанием. — А если даже и ненормальный. По непагским стандартам, я имею в виду. Другие расы считают нас исключением, потому что мы не уступаем мужчине, пока он не докажет, что достоин женщины, победив ее в схватке один на один. Но это только вопрос подхода. Поэтому нам незачем посещать Пещеры для развлечения, как это делают другие.

— Так это… скажем так: место экзотических развлечений?

— В основном, да. Одним из доказательств, которые приводят наши историко-генетики в пользу того, что расы других планет представляют собой деградировавших потомков древней пагской расы, служит то, что мы предпочитаем партнеров собственной расы. Паг и пага. В здешних же Пещерах большинство посетителей ищет контакта с представителями иных рас. Кэтродины желают глейсов, элчмиды крутятся вокруг лубаррийцев… тьфу! — Она состроила гримасу отвращения. — Полная деградация!

— Ваши мужчины берут элчмидских женщин, как вы сами недавно признали, — резко заметил Ланг. — Значит, ваши мужчины принадлежат к деградировавшей расе, а женщины нет?

Прежде чем Узри смогла найти ответ, он склонился над столом, чтобы приглядеться к снимку корабля, растворившегося в окаменевшей лаве на Пагре.

— Сколько останков кораблей нашли на Пагре? — спросил он.

Узри вдруг заколебалась, как будто собиралась говорить о чем-то совсем другом, и нахмурила лоб. Но у Ланга был убедительный вид человека, который начисто забыл, о чем говорилось прежде. Пага отказалась от своих намерений и ответила на последний вопрос.

— Мы нашли пятнадцать. Все располагаются в слоях примерно одного времени. На том участке, откуда, по независимым оценкам наших археологов, пагская раса распространилась по планете.

— Пятнадцать. — Ланг полез в карман и вынул подготовленную глейсами карту Станции, которой его снабдили по прибытии. — На Станции всего шестнадцать стыковочных узлов для кораблей, — сказал он. — Не считая четырех маленьких, в треть мощности основных. Достаточно близкое совпадение, госпожа археолог Узри. Все данные в вашем распоряжении, можете сделать умозаключения.

Он вновь посадил своего любимца-зверька на плечо, встал и кивком попрощался с ними, прежде чем скрыться за кустами.

— Кто он такой? — изумленно спросила Узри, когда он ушел.

Лигмер покачал головой.

— Исключительно богатый турист — по официальной версии, — сказал он. — Путешествует по галактике. Услышал про Станцию, прибыл посмотреть, насколько правдивы слухи, после чего отправится восвояси.

— Туманно, — вынесла заключение Узри. — Это опасный человек, Лигмер. У меня такое впечатление, что, он хотя и не бывал на Станции, но знает о ней больше, чем мы узнали за столько лет изучения.

Она вдруг задрожала, что почти невероятно для паги, и дрожь прокатилась по ее сильному телу под черной блузой.

— Он мне не нравится! — свирепо сказала она. — Он мне оч-чень сильно не нравится!

Глава одиннадцатая

Викор шел с опущенной головой с маской в руке. Ему казалось, что движется так уже много веков. Эхо его слов звучало в голове, билось о грани сознания, как волны в скалистый берег. Мозг пульсировал в такт бешеному биению сердца, дыхание было тяжелым и прерывистым.

Губы его шевелились, повторяя бессмысленные самообвинения: «Ты, кажется, сошел с ума. Ты, кажется, сошел с ума. Ты, кажется, сошел с ума…»

Он уселся на склоне в отрогах Гор и устремил взгляд на Город. Но это был невидящий взгляд. Перед глазами плыли совершенно другие картины — родная планета, Майкос; его народ; прошлое, которое было и его будущим, перечеркнутое одной неосторожной фразой.

С прошлым ничего нельзя было поделать. Невозможно пойти к кэтродинским властям и молить о прощении — твердолобые кэтродины никогда не простят. Он же сначала будет страдать, потом умрет. Умирать Викор не хотел.

Он хотел жить. А жить отныне предстояло на Станции.

Он ухватился за спасительную надежду — возможно, он еще пригодится. Может быть, он, как Ларвик, станет сеять недуг среди надменных кэтродинов — хотя его и отталкивала дурно пахнущая природа деятельности Ларвика.

В порыве горя вспомнился Майкос. Он вспомнил тусклый промышленный город, где родился и вырос; людей, которые одевались в темно-коричневые цвета и ступали в грязь, освобождая дорогу наглым кэтродинским чиновникам, но умудрялись сохранить искру независимости. Он вспомнил лицо своего отца и его гордость, когда он узнал, что сын работает курьером на революционное движение, которому сам отдал много лет жизни…