Звездная рапсодия - [23]

И тут же снова раздался приказ: «Смотри!» Уже знакомая дрожь, оцепенение, веки наливаются свинцом, их уже не поднять. И снова она сумела посмотреть — в зеркало. Она увидела перед собой лицо Лолы Брайтон (почему-то обнаженной) — до боли знакомое и чужое одновременно: в центре лба, чуть выше линии бровей, выше обычных человеческих глаз на нее спокойно и выжидающе смотрел громадный черный зрачок третьего глаза, окруженного красноватым сиянием.

«Не может быть!» — цепенея, шепнула женщина, с усилием открывая глаза. Третьего глаза не было».

— А покурить все-таки не мешает! — нарочито громко сказала молодая женщина и, зябко передернуз плечами, вышла нa балкон.

Город просыпался тяжело, неохотно. За ночь его основательно продули западные ветры с гор, утренний воздух был свеж и прозрачен. Тяжелый смог еще не успел заполнить улицы, голоса редких прохожих, шумы одиноких машин доносились на высоту седьмого этажа чуть слышно. Лоле подумалось, что во всем мире, наверное, в этот тихий утренний час царят спокойствие и согласие, что люди сегодня стали немного, пусть на самую малость лучше, чем были вчера, И разве может быть иначе?

Отдельные прохожие на противоположной стороне улицы начали собираться в кучку, потом образовалась очередь, которая нецела расти на глазах. Некоторые из вновь прибывших на желали пристраиваться в хвсст и пытались вклиниться, размахивая руками и что-то крича. Кое-где возникали небольшие потасовки, шум нарастал медленно, но неуклонно. Отдельных слов разобрать было невозможно, и потому было совершенно непонятно, что там происходит.

Лола устало прикрыла глаза, — какое ей, в конце-то концов, дело до всего этого? — и вздрогнула: картина, которую она всего секунду назад наблюдала с высоты птичьего полета, стремительно приблизились, звуки стали слышны совершенно отчетливо, Она увидела сжатые кулаки, услышала проклятия. Уловив смысл происходящего, она снова открыла глаза, — ее отделяло от людской сутолочи прежнее расстояние. «Эти бедолаги, — подумала молодая женщина, — ссорятся из-за права на получение какой-то работы... А я уже получила способность, которая, надо полагать, доставит мне немaло хлопот и огорчений».

Вдоль очереди, от хвоста к голове, неспешно двигался рослый детина, чуть вразвалку, руки в карманах. Подойдя к массивным дверям, в которою упиралась очередь, он встал впереди всех и для начала боднул задом живот человека, впереди которого стал. Тот пошатнулся, но устоял, вцепившись в дверную ручку.

Удары он наносил с математической точностью, а нападающие только мешали друг другу. И все-таки Лола была уверена, что в конце концов ему не устоять. Очередь смешалась, всем не терпелось принять участие в баталии. «Потому что все равно всем работы наверняка не хватит, так хоть злость сорвать на этом проходимце»,

— Эй, хватит! — Из окна второго этажа высунулась какая-то лиловая одутловатая рожа. — Ты мне подходишь, парень! А вы все проваливайте, у нас только одно место...

Лола вдруг вспомнила слова Петра, сказанные им там.. Где — «там»? Во сне? Или все это имеет значение какой-то страшной реальности? Пусть так.

Но кто же из тех, кого она только что видела, слышала, мог бы назвать себя счастливым? Наглец и драчун, которому удалось получить место? Но разве это счастье?

Ни один нормальный человек не может быть счастливым, сознавая, что рядом с ним — горе. И как бы ни старался он забыть про остальных, сколько бы сил ни употреблял, воюя с призраками чужих бед, — они напьются его энергией, сделаются еще сильнее, еще докучливее. Конечно, их можно загнать под пресс сиюминутных впечатлений, наслаждений или забот. И придавить хорошенько, не позволяя поднять головы памяти, воспоминаниям.., Но рано или поздно, когда усилия пресса ослабнут, когда откажет зрение, притупится слух и вкус, иссякнут силы, призраки эти вырвутся и окажутся еще страшнее...

А что еще делается в мире, в этом городе тихим, положим утром? Лола снова прикрыла глаза и увидела: благообразного вида джентльмен манипулирует кнопками и клавишами какой-то сложной машины в здании банка. На лице его блуждает улыбка весьма довольного собой человека, его движения изящны и точны... Может быть, он счастлив? Но что он делает?

Оказывается, ответ — вот он, рядом: «Это известный математик, профессор. Сейчас он вводит коррективы в алгоритм, по которому работает компьютер государственного банка. Отныне машина станет перечислять одной из фирм, где этот проф работает (по совместительству), значительно больше средств, чем та заслуживает. В свою очередь, фирма станет выплачивать профу вознаграждение большее, чем он сумел бы заработать честным трудом...» «Деяние, в принципе не подлежащее ни раскрытию, ни наказанию, — уловила Лола мысли довольного собой человека, — вряд ли в Штатах найдется фининспектор с высшим образованием кибернетика или математика, который сумеет найти «ошибку»... Потому что я не получаю того, что заслуживаю. Государство, кстати, не упускающее случая, чтобы создавать все новые средства массового уничтожения, которых и так предостаточно... А я построю виллу для Кэт, куплю яхту. Потому что я — мирный человек, я никого не хочу уничтожать. Но я брал и буду брать то, что принадлежит мне по заслугам. Пусть даже это кому-то не понравится...»