Звездная пирамида - [37]

Я только кивнул. Говорить не мог – горло перехватило. Сысоя стало жалко-жалко.

– Действуй, – сказал он. – Покажи себя, Цезарь Спица. На тебя я надеюсь больше всего. Считай, что ты назначен пилотом. Если все получится, если вы вернетесь с удачей, вот тебе мое слово – пилотом и останешься. Если захочешь, конечно.

Еще бы я не хотел этого!

Чуть только Сысой отбыл, я приложил руку к теплому боку «Топинамбура» и сказал:

– Сезам, откройся!

Конечно, он не открылся. Я и не особо надеялся.

– С тобой пилот говорит! Я назначен! Открывайся давай!

И тут же лопнул бок «Топинамбура»! Трещина пошла беззвучно, но так резко, что я даже перепугался. А сам звездолет вдруг раздался и вширь, и в высоту. Р-раз – и по трещине открылся овальный люк или, может быть, овальная дверь – не знаю, бывают ли овальные люки. Те, которые канализационные, всегда круглые, а те, которые ведут в подпол, – квадратные.

Ну ладно, пусть будет люк.

Заглянул я внутрь – темно и вдобавок жарковато, как в духовом шкафу, когда он еще не совсем остыл после готовки. Однако минуты не прошло – повеяло оттуда прохладой. В самый раз! Денек, надо сказать, выдался без единой тучки, солнце с неба так и жарило.

Сунул я в люк руку, подержал там с опаской – ничего плохого с рукой не случилось. Тогда рискнул сунуть голову, и сразу та полость, что оказалась внутри «Топинамбура», осветилась мягким светом, очень приятным для глаз. Тогда я зачем-то скинул ботинки и забрался в звездолет целиком.

Ничего, просторно. Жить можно и лежать удобно. Поверхность жестче, чем сено, зато куда мягче, чем тюремные нары. Сидеть только не на чем.

«Кресло бы мне», – хотел я сказать, а говорить не пришлось. Корабль понял мое желание и тотчас вырастил удобное сиденье прямо под моей задницей. Даже с подлокотниками, и я уж не говорю об удобной спинке. Класс! Хотя чему дивиться: я ведь пожелал иметь кресло, а не стул и не табурет, а к креслу обязательно приторочены подлокотники. Что было заказано, то и появилось.

– Ты это… – сказал я вслух. – Ты не балуй. Когда летать будем, тогда уж, так и быть, читай мои мысли, а когда стоим – не надо. Слушайся голоса, а то мало ли что мне взбредет в голову… Нет, кресло оставь! А вот люк убери, лады?

Сказал – и аж пот меня прошиб. Пока люк существовал, я мог надеяться, что в случае чего успею, нырнув в него рыбкой, покинуть звездолет. А теперь что? Теперь я весь в его власти? Где я сейчас нахожусь – в рубке или, может, в желудке?

Не успел я это додумать, как люк исчез. Было это похоже на то, как затягивается дыра в заросшем ряской пруду, когда бросишь туда камень. Только куда быстрее.

Ладно. Будем считать, что так и надо. Главное в таких случаях – напустить на себя уверенность, а настоящая она или только с виду – кому какое дело?

– Вот так-то, – сказал я как можно нахальнее. – Хвалю. И не спорь со мной, шкет, мал еще со мной спорить… А ну-ка стань прозрачным!

И тут «Топинамбур» заговорил. Я чуть не подпрыгнул от неожиданности и страха.

– Какая требуется прозрачность – двусторонняя, односторонняя изнутри или односторонняя извне?

– Двустор… нет, стой! Односторонняя… это… изнутри!

Растаяли стены. Сначала они были бурые, потом побелели, как молоко, потом сквозь них стало кое-что видно, но плохо, как сквозь бутылочное стекло, а потом их как бы и вовсе не стало. Я даже рукой коснулся стены того кокона, в котором сидел, чтобы убедиться, что стены все-таки есть.

Не стану врать, очень мне хотелось приказать кораблю открыть люк, вывалиться из него на травку и привести в порядок нервы, психику и что там еще есть у человека внутри. Но и любопытно было до жути! Тогда я скомандовал:

– Взлетай!

– Прошу уточнить направление.

Голос у него был взрослый, мужской, довольно приятный на слух, только с чужим акцентом, как у Ларсена.

– Сам не можешь догадаться?

– Выполняю команду не читать мысли пилота, пока нахожусь на земле.

А ведь верно. Он был прав – это я сглупил.

– Поднимись строго вверх на пятьдесят… нет, на сто метров.

– Имперских метров или старых земных?

– Старых земных, – сказал я наобум. Вот уж никогда не задумывался, какими метрами пользуются у нас на Зяби!

Он даже не сказал «выполняю» – просто-напросто я взмыл в небо, да так резко, что поневоле вцепился в подлокотники.

– Ты это… хоть кресло непрозрачным сделай… Вот так… И еще дай понять, где кончаешься ты и начинается воздух.

– Вывести координатную сетку?

– Выводи что хочешь.

Кресло стало видимым, а еще звездолет пустил по своей поверхности сеть тонких линий, примерно такую же, как на той круглой научной штуковине, которая называется глобусом. Мне сразу стало легче. Я велел ему расширить линии, чтобы они стали похожи на стальные ребра, а «стекло» между ними как бы присыпать слегка пылью – и стало то, что надо. Как будто сидишь в большой остекленной кабине. Одно было плохо: ничего вокруг меня не лязгало, не шипело, не тарахтело и не пахло машинным маслом. Я дал себе зарок исправить этот недочет, но только в следующий раз. Хорошего понемножку, а зарываться – вредно.

– А теперь поехали!

Мы были в воздухе, поэтому я не сказал, куда лететь, а просто представил. «Топинамбур» немного снизился, и я понял, что не мешало бы починить крышу нашего дома, а еще увидел, как полицейские, караулящие периметр, задрали головы и рты раззявили. Ну, сейчас я им!..