Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Том 2 - [50]

Прежде чем идти к стоянке такси, он еще раз позвонил на Нотр-Дам-де-Шам. В который раз тот же голос-автомат ответил, что абонент отключен. Петр не понимал, действительно ли Луиза сменила номер телефона или линия оказалась отсоединенной по какой-нибудь другой причине. Когда он звонил на этот номер из Нью-Йорка, он успокаивал себя тем, что, видимо, совершает ошибку при наборе, хотя это и казалось маловероятным. Теперь же успокаивать себя было нечем.

В Версале ответила не Анна, а Калленборн. Удивившись его быстрому появлению, на следующий же день после его звонка, Калленборн будничным тоном поинтересовался, с какими результатами он вернулся. Имелись в виду дела Жоссов? Петр промолчал.

Калленборн поспешил заверить, что «по поводу Гарна» ничего нового сообщить не может, советовал не паниковать, ехать в Гарн, тем временем обещал справиться о последних новостях и позвонить ему домой как раз к его приезду. Но Петр не знал, зачем ему ехать в Гарн. Он не знал, куда ехать в первую очередь…

Решение ехать домой он принял уже в такси. Какое-нибудь сообщение могло ждать на автоответчике. Да и невозможно было приступить к каким-либо действиям, не разобравшись в случившемся…

Ограда оказалась запертой. Дом выглядел каким-то вымершим. Во дворе тоже ни малейших признаков жизни. На первом этаже в глаза бросался некоторый беспорядок. В камине оставалась неубранная зола. Поверх золы был набросан ворох газет. Но камин так, видимо, и не растапливался все эти дни. На кухонном столе валялась недочищенная луковица, стояла раскупоренная, едва начатая бутылка белого бургундского и тут же были брошены две грязные тарелки с остатками салата и сыра, а в гостиной по креслам была разбросана одежда: старый пиджак Мольтаверна, хозяйственные рукавицы, рабочий боб, заляпанные чернилами джинсы Луизы, в одном из карманов которых Петр обнаружил помаду без колпачка, смятую сигарету и ключи от квартиры на Нотр-Дам-де-Шам.

Дверь на террасу оказалась незапертой. Петр вышел в сад.

Пристально разглядывая мокрые, дымящиеся от пара газоны, он изучал их от края до края, просматривал каждый клочок травы, словно надеялся обнаружить в ней какой-то тайный знак, оставленный специально для него, а то и вещественное доказательство тому, что всё услышанное до сих пор не было просто бредовым сном. Потом он обогнул дом с тыла, подошел к лестнице, ведущей в комнатушку Мольтаверна, постоял, стряхнул воду с мокрых, ледяных перил и поднялся наверх.

Дверной замок был выломан. Внутри стоял спертый запах сырости и мыла. Постель Мольтаверна была разобрана.

Петр вернулся вниз, надел чистую рубашку, сходил к соседям, но никого не застал. Возвратившись к себе, он собирался звонить Калленборну, но вместо этого машинально набрал рабочий номер Шарлотты Вельмонт.

Сразу его узнав, Вельмонт едва не вскрикнула. Она была в курсе случившегося, но сохраняла какое-то странное спокойствие: изъяснялась медленно, взвешивала каждое слово. От Петра не ускользнула интонация не то изумления, не то негодования — понять было трудно. Казалось, что Вельмонт сразу же хочет расставить все точки над «i» и дать ему понять, что она, как и все, имеет право на собственное мнение. Вельмонт становилась на сторону легионера?

Она стала доводить до его сведения последние новости — уже из следственных кулуаров. После задержания Мольтаверна отвезли в какую-то временную каталажку, а минувшим утром доставили к судебному следователю, где тот сразу во всём «сознался». Расследование было поручено судебному следователю Берже, который пользовался репутацией добросовестного исполнителя, лишенного каких-либо личных амбиций. Уже от следователя Мольтаверна препроводили в камеру предварительного заключения. Анализы, которые были взяты у него и у Брэйзиер-младшей, давали якобы подтверждение всем уже собранным показаниям. Луиза Брэйзиер будто бы подала официальное заявление. Но с ней самой всё обстояло благополучно. Не считая каких-то «следов» на теле и «легкой спинной травмы».

При перечислении «следов», как и при слове «анализы», Петр чувствовал, что на голове у него шевелятся волосы. Столь подробными и, пожалуй, не очень легальными сведениями Вельмонт смогла обзавестись не через Шанталь Лоччи, как Петр сразу подумал, а через своего бывшего мужа, недаром тот был отставным судьей.

Он внимал ей с досадой. Своим тоном Вельмонт заставляла его признать очевидное — а именно то, что его тоже мучают сомнения насчет главного: кто виноват в случившемся? Впрочем, не торопилась ли Вельмонт с выводами, как всегда отдавая предпочтение тому, что оказывалось ей ближе по чистому совпадению, и не понимая, что тем самым опускается до принципа: своя рубашка ближе к телу.

Петр спросил, куда именно отвезли Мольтаверна. Вельмонт назвала не адрес, а знаменитую тюрьму в одном из пригородов Парижа…

Петр позвонил в Тулон. Домашний телефон Брэйзиеров изменился и там. Теперь он уже ничему не удивился. Искать новые номера телефонов через справочную службу было, конечно, бессмысленно. Не удивился он и тому, что, дозвонившись Брэйзиеру в контору и попав на секретаршу, с которой он был обычно накоротке, он не мог от нее ничего добиться. Секретарша уверяла, что «патрон» в отъезде. Однако отказывалась уточнить, куда именно Брэйзиер уехал, — явно имела какие-то инструкции на этот счет.