Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Том 2 - [49]

Новый, свежий тон отношений, который Мари незаметно, но настойчиво внедряла в домашнюю жизнь, Арсена заражал. Внешне он ничем не выдавал себя, держался с привычной сдержанностью, словно опасался, что любое излияние благодарности будет лишь напоминанием о недавних дрязгах, и, скорее всего, даже не сознавал, что преследовавшая Мари мания перемен стала поглощать в равной степени и его — с той разницей, что ему и в голову не приходило, что в жизни еще возможны какие-то перемены. Успев смириться с мыслью о разводе, Арсен не мог переделать себя в считаные дни.

В те же дни ему предстояла поездка в Париж. Поездка была некстати. Но сколько он ни звонил в Париж, чтобы отложить запланированные дела, перекроить планы не удавалось. Мари настояла на том, чтобы он оставил всё как есть. Муж уговаривал ее поехать вместе. Какой ни есть, но всё же повод навестить дочь и взглянуть на ее новую квартиру. Мари отказалась: ей не хотелось вновь собирать чемоданы, к тому же дочь скоро собиралась домой…

На второй день после отъезда мужа около девяти вчера в ворота въехало такси. Оно остановилась на площадке перед домом. Из машины вышел Арсен. Затем Мари увидела и дочь.

С радостным возбуждением она направилась к машине, и еще не успела пересечь газон, как по виду обоих поняла, что произошла большая неприятность.

Луиза понуро смотрела в землю. Казалось, что дочь не рада ни ей, ни приезду домой.

— Что случилось? Почему вы не предупредили? — проговорила Мари. — Да что произошло?!

И муж и дочь молчали. Мари схватила дочь в объятия. Прелый нездоровый запах волос Луизы поразил ее. Муж расплатился с таксистом, оттащил на траву чемодан и сумку Луизы и, развернувшись с какой-то решимостью, попытался что-то объяснить, но лишь взмахнул рукавами. На нем не было лица. Под глазами чернели круги усталости.

— Да что с вами, объяснит мне кто-нибудь?! Луиза, что с тобой? — Мари постаралась отнять голову дочери со своего плеча, но та вцепилась в нее изо всех сил и содрогалась в беззвучных рыданиях.

— Сейчас я всё объясню… Только не волнуйся, ради бога, ничего страшного… — Брэйзиер направился в дом.

Объяснять Луизе пришлось всё самой, поскольку отец опять не мог выдавить из себя ни слова, сразу же вышел из себя. Суть происшедшего стала Мари ясна в несколько секунд, и сколько бы дочь после этого ни говорила и ни объясняла, Мари не смогла бы почерпнуть из ее слов уже ничего существенного.

Потрясенная, Мари сидела какое-то время без движения, а затем, когда она всё же заговорила с мужем, голос ее не слушался, и ей пришлось замолчать.

Муж опять вскочил и, задыхаясь от гнева, стал расхаживать по комнате, но по-прежнему не мог произнести ничего членораздельного. Затем он вышел в сад и закурил сигару… Единственное, что Мари удалось выжать из него позднее, — это угрозы в адрес Вертягина.

Поздно вечером, когда Луизе уже постелили, Мари попросила Тома перенести кровать дочери из детской в ее спальню. Оставив дочь одну, она вернулась к мужу. Арсен как будто бы взял себя в руки и решил обсудить главное, то, что он считал главным, причем считал своим долгом сделать это уже давно, особенно после случившегося, но как-то не получалось… — с такого многословного вступления он начал.

— Арсен, я ничего не понимаю, ты же видишь…

— Я должен тебе кое в чем признаться, Мари.

— Ах, прошу тебя… — По лицу Мари прометнулся испуг. — До этого ли сейчас?

— Это касается не меня… Луизы, — пробормотал Арсен. — Я был вынужден скрыть от тебя одну вещь, когда у нас… Ну, ты помнишь, ты обращалась к Питеру с разводом… Так вот, у меня с ним вышел разговор тогда… По поводу Луизы…

— Что за моду вы все взяли вот так разговаривать? — взорвалась Мари. — Кружить вокруг да около… Объясни прямо, прошу тебя! О чем ты говоришь?

Арсен помусолил во рту потухшую сигару, плеснул себе в рюмку коньку, уже в третий раз за вечер, и, уставившись в пустоту, не своим голосом произнес:

— Она живет с ним, вот в чем проблема.

Мари смотрела на мужа сбитым с толку взглядом, после чего, переборов свое потрясение, спросила:

— Кто и с кем?

— Луиза с Вертягиным.

— С чего ты взял?

— Ну, я давно догадывался… И тогда, зимой, я решил поговорить с ним. Всё оказалось правдой, Мари. Все… Это уму непостижимо!

— Я не могу в это поверить!

— Я совершенно серьезно, Мари…

Мари изучала мужа с какой-то новой сосредоточенностью и постепенно менялась в лице.

— Ни ты, ни я, мы не смогли бы ничего изменить. Это было не в наших силах, Мари! Я старался смотреть на вещи здраво, вот и всё…

— Здраво… Да ты спятил, — обронила она.

Уставив на жену нерешительный взгляд, Арсен мотнул в знак согласия головой:

— Я предвидел такую реакцию. Поэтому и не хотел говорить… А теперь… Теперь убить его мало!

С видимыми усилиями пытаясь перебороть судорожные наплывы гнева, Арсен встал, залпом опрокинул остаток коньяку, но не успел взять себя в руки, как Мари поднялась с дивана, что-то быстро проговорила и вышла из комнаты. Выражение ее лица его поразило…

Первые двое суток прошли для Петра как во сне. Он вылетел из Нью-Йорка в тот же вечер и добрался до Парижа во второй половине дня.

Шел проливной дождь. Духота пасмурного летнего дня усугубляла усталость, вызванную бессонной ночью. Усталость растекалась по телу словно сильный, но медленно действующий яд. Петр с трудом соображал, что делать, с чего начинать.