Звезда, зовущая вдали - [2]
Ночь в горах выдалась очень дождливой, что должно было затруднить работу геологической партии. Однако утро принесло солнечную погоду, и инженер Грибов решил продолжить поиски. Работа в Абиссинском нагорье, к северу от верхнего течения Голубого Нила, продолжалась уже около месяца, но никаких признаков залегания здесь цветных металлов обнаружено не было. Уже шли разговоры о прекращении работ, когда Грибов решил попытать счастья немного выше, на самом гребне склона. Кроме его троих советских помощников, в геологической партии были только местные энтузиасты, в основном молодежь. Эти чернокожие парни легко загорались интересом, но так же легко охладевали и уже начинали скучать. Быстрый успех был просто необходим, в противном случае они разбегутся.
Подъем предстоял всего на пятьсот метров, но по размокшей земле идти было трудно, поэтому до места они добрались лишь к полудню. Здесь вместо гребня была обнаружена довольно широкая горизонтальная площадка, ограниченная с севера высоким обрывистым склоном. Грибов и его помощники с досадой осматривали однообразную серовато-желтую почву с невысокой альпийской растительностью. Она не обещала интересной добычи. Вещи стали складывать в тени обрыва. Здесь вчерашний дождь смыл часть почвы, и обнажилась куча камней разного размера.
Наметанный глаз геолога сразу заметил несуразицу. На всей большой площадке камней почти не было, а здесь их целая куча. Вряд ли это могло быть игрой случая, скорее, это дело человеческих рук. Правда, камни не представляли интереса с точки зрения геолога — обыкновенный сланец, но почему они сосредоточены только здесь? Места безлюдные, вряд ли местные жители могли снести их сюда. Да и толщина слоя почвы по краям кучи говорила о давнем ее происхождении. Конечно, геолог — не археолог, но следует ли проходить мимо интересной находки?
Предоставив своим помощникам с ассистентами продолжать разведку, Грибов вместе с двумя парнями начал разбирать камни. Слой их не превышал полуметра, ниже была почва, что подтверждало искусственное происхождение кладки. Очень скоро кто-то из ребят нашел несколько шариков из яшмы, просверленных насквозь, — остатки то ли браслета, то ли ожерелья. Сам же Грибов наткнулся на маленький кувшинчик из гранита, с плотно пригнанной пробкой. Вес его был невелик, при встряхивании никаких звуков не раздавалось. Очень силен был соблазн вытащить пробку, но родилась мысль — вдруг внутри бумага или материя? Тогда ей грозит мгновенное разрушение.
В институте Грибову подробно преподавали, как следует обходиться со случайными археологическими находками. Можно, конечно, попытаться увезти кувшинчик в Ленинград и передать квалифицированным специалистам, но к месту «раскопки» уже подтянулись любопытные рабочие. Теперь тайно ничего не сделаешь, а по закону все находки являются собственностью государства. Пришлось провести подробное описание места, снять план, уложить находки в несгораемый ящик и опечатать.
Поскольку основные поиски опять ничего не дали, было решено свернуть экспедицию и возвращаться на базу. Там Грибов переслал ящичек и письмо с нарочным в эфиопский городок Дебра-Табор. Оттуда находки должны быть переправлены в столицу. Партия перекочевала на новый объект, продолжила работу, и происшествие как-то забылось.
Лишь через четыре месяца, уже перед отъездом домой, Грибов поинтересовался в историческом музее Аддис-Абебы судьбой находки. Служащий-египтолог рассказал, что в кувшинчике действительно оказался древний папирус, сохранить который было нелегко. Но надписи на нем окупили своей ценностью все труды. На одной стороне была запись египетскими иероглифами, относящаяся к царству Фиваиды.[2] Там наместник Юга (Верхнего Египта) по имени Кабуефта объявлял об освобождении рабов за участие в царской охоте. Это уже вызывало недоумение — какая царская охота могла проходить в сердце Абиссинского нагорья, неподвластного Та-Кемту? И чем могли рабы так отличиться, чтобы за это их отпустили на свободу? Но еще большая загадка таилась на обороте. Там, сделанный тушью другого цвета, клинописный текст гласил: «…(по-видимому, имя) погиб в сражении с египтянами». Очевидно, под камнями было захоронение этого погибшего, и скорее всего, одного из освобожденных рабов. Но какое могло быть сражение с египтянами так далеко от Черной Земли и зачем освобожденный раб стал с ними сражаться? Словом, расшифровка папируса дала больше загадок, чем разгадок.
Грибов спросил у ученого, не имеет ли тот личного мнения о надписи. Тот, пожав плечами, пояснил, что неразгаданных надписей, и египетских, и нубийских, в их музее много, и надо быть большим фантазером, чтобы находить объяснения всем. Возможно, освобожденный раб был нубийцем и вернулся домой, а охота происходила где-то в египетских владениях и он чем-нибудь потрафил организаторам. В отношении же сражения с египтянами никаких разумных объяснений нет. Тогдашние египетские фараоны уже не устраивали походов в Нубию. И непонятно, почему эпитафия погибшему нубийцу выполнена месопотамской клинописью.
Уже на борту самолета, бросая прощальный взгляд на необъятную горную страну под крылом, Грибов рассказал товарищам о результатах исследования. И высказал предположение, что только бегство от преследователей могло завести бывшего раба в эти каменистые дебри.
