Звезда в хвосте Льва - [11]

Ромашов обрадованно кивнул. Он понял, что ей понравилось.

– Кабинет Ефима Ивановича, – сказал он, распахивая одну из дверей.

Они поднялись на второй этаж, и это было самое уединенное место во всем доме: угловая комната, окнами выходящая на маленький искусственный водоем. Там, в черной воде, величественно покачивались водяные лилии, белые и нежно-розовые с темной сердцевиной, сразу напомнившие Ромашову вазочки-розетки, в которые мама наливала малиновое варенье. Зрелище было умиротворяющее, по мнению Ромашова, оно абсолютно способствовало новому прочтению Бодлера. И Рара сломалась:

– Да, это восхитительно, – признала она.

Ромашов знал, чем ее взять. Ради Фимы она пойдет на все. Это и есть ее ребенок. Ее единственная любовь. Ромашов надеялся со временем это преодолеть, или как-то избавиться от Раевича. Спрятать его в задних комнатах, пока Ефим Иванович там не зачахнет. У него отсутствует сила воли, это какая-то амеба, полностью погруженная в мутную воду декаданса, который выбрал для себя обожаемый Раевичем Бодлер.

«Либо сопьется, либо застрелится», – подумал Ромашов, аккуратно закрывая дверь кабинета, который должен был стать для Фимы Раевича тюрьмой.

Но Ромашов сильно ошибался. Тогда он еще плохо разбирался в людях, хотя считал обратное. Воображал себя асом манипулирования людьми. На самом же деле, он не освоил и азов. Потому что идиллии, которую он себе вообразил, не случилось. А случилось другое: в тюрьме оказался он сам.

«…и в состоянии крайней необходимости…»

Именно эта фраза рефреном вклинилась теперь в его мысли. О чем бы он ни думал, какой бы текст мысленно не составлял, в конце каждого абзаца Журавушкин обязательно добавлял: и в состоянии крайней необходимости. Это была вторая ступенька лестницы в небо. К свободе его подопечной. Ибо в машине Журавушкин твердо решил взяться за это дело. Все та же адвокатская интуиция подсказывала ему, что не все так просто. Странностей в деле хватает. И он не ошибся.

Итак, Раиса Гавриловна Раевич (таково было имя Рары по паспорту) произвела выстрел в гражданку Васильеву, находясь в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения и крайней необходимости. У Рары просто не было другого выхода, иначе убили бы ее. Вот что необходимо доказать.

Сам Журавушкин был в этом уверен. В невиновности Рары. По дороге к следователю он забросал Ромашова вопросами:

– Вы упомянули о том, что у Анастасии было разрешение на оружие. Что это за оружие?

– Травматический пистолет «Оса».

– Гм-м… Вы говорите, вашу невесту убили именно из него? Но это же травматика! Как говорят, безопасная для жизни человека.

– Стреляли в упор, с расстояния меньше метра.

– Кто вам это сказал? – живо обернулся к своему пассажиру Журавушкин.

Поскольку Ромашов с утра выпил, чтобы успокоить нервы, он приехал в адвокатскую контору на такси. Теперь они воспользовались машиной Журавушкина и тащились по пробкам, чему Аркадий Валентинович был несказанно рад. У него появилось время собраться с мыслями и как следует все разузнать у одного из свидетелей. Самого важного, поскольку все это случилось из-за него.

– Эксперт, который осматривал место происшествия, при мне разговаривал с опером. Сказал, что ситуация очевидная: выстрел в упор, – нехотя пояснил Ромашов. – Я теперь часто снимаюсь в «милицейских» сериалах, да еще и «на основе реальных событий», так что механизм расследования мне понятен.

– Андрей Георгиевич, я понимаю, что вам неприятно об этом говорить. Но возьмите себя в руки. Иначе мы с вами понапрасну тратим время, мое и ваше.

– Хорошо. Я постараюсь.

– Про «Осу» я наслышан, – немного сменил тон Журавушкин. Теперь он говорил чуть мягче и гораздо проще. Как со своим приятелем, не как со свидетелем. – Говорят, это самая опасная травматика из всех существующих. Для «Осы» есть специальная резиновая пуля, имеющая металлическую сердцевину, размер самой пули 15,3 миллиметра. Прилично. Скорость полета при выстреле сто двадцать метров в секунду, мощность выстрела равна восьмидесяти джоулям. У «Макарова» для сравнения двести. Но если стрелять на расстоянии меньше метра… – Аркадий Валентинович замолчал и покосился на своего пассажира.

– Ей разворотило левое легкое, – неохотно сказал Ромашов. – Зрелище было… – он поморщился. – Не для слабонервных. Говорят, стреляли не меньше трех раз. Настя умерла почти сразу… А вы хорошо разбираетесь в оружии.

– Мне уже приходилось вести такие дела. Травматику я знаю, как свои пять пальцев. Правда, на последнем процессе я защищал собаку…

– Собаку?

– Ну да, собаку. Пьяный хулиган выстрелил из травматики в щенка колли. Наверное, парню спьяну показалось, что перед ним кавказская овчарка. Я знаю, что у «Осы» нет предохранителя. Патронов четыре, а вы говорите о трех выстрелах.

– Не я. Эксперт так сказал.

– Но вы слышали, как стреляли?

– Да. Я слышал.

– И сколько было выстрелов?

– Похоже, три. Знаете, я их не считал. После первого же понесся в сад. От волнения мне показалось, что там, в саду, автоматная пальба. После второго выстрела я перестал их считать… Такое ощущение, что вы меня допрашиваете.

– Я должен узнать как можно больше, прежде чем войду в кабинет следователя. Ведь он тоже будет вас допрашивать, и не единожды. Готовьтесь, тренируйтесь на мне. Вы не должны говорить ничего из того, что могло бы повредить Раре. Поэтому отвечайте четко, без малейших колебаний и без пауз. Где хранилось оружие? – быстро спросил Журавушкин.