Звезда творения - [12]
— Спасибо за поддержку, — старый директор энергично пожал мне руку. — Я рад, что простые люди не остаются равнодушными к бедам нашего музея. Спасибо!
— Пожалуйста, — пробормотала я.
— Отлично, тогда пойдемте домой. Думаю, сегодня они сюда больше не сунутся.
Я поняла, что «домой» — это означало в музей. Для того типа руководителей, каким был Анатолий Александрович, слова «дом» и «работа» обозначали одно и то же. И будь я проклята, если в этот момент не ощутила слабый, но неприятный укол совести. Этот человек жил своим делом, гордился им и готов был за него умереть, в отличие от остальных… а я собиралась причинить вред тому, что он любил. Ничем я не лучше этих строителей-разбойников…
«Да, но он же об этом не узнает, — возразил другой голосок внутри меня. — И никто не узнает. А кто уже знает, тот никому ничего не расскажет».
Директор, а за ним и все остальные двинулись обратно по разбитому тротуару. Я украдкой разглядывала нестройную толпу музейных работников, точнее работниц. Кто из них Ольга Николаевна? Антон упомянул, что она «интересная дамочка». А у меня ума не хватило спросить подробней. Кто она: та плотная брюнетка? Или сухощавая женщина предпенсионного возраста, явно очень следящая за собой? Или нежная полнеющая блондинка лет тридцати пяти?
Я топталась на месте, пока они проходили мимо, но именно нежная блондинка, шедшая последней, внезапно подняла на меня взгляд и едва заметно кивнула. Я молча двинулась за ней.
И в музей я вошла вслед за музейщиками, словно имела право здесь находиться. К моему удивлению, никто, даже директор, не обратил на меня внимания. Сотрудники с видимым облегчением разошлись по залам. Разговоры их, как я заметила, вращались по большей части вокруг погоды и ситуации на дачных участках и почти не касались только что пережитого на пустыре сражения. Ольга Николаевна снова сухо кивнула мне, приглашая следовать за собой. Мы вошли в узкую служебную дверь, миновали темный коридорчик, служивший, наверное, во время оно проходом для прислуги. Сейчас в нем томились только старые пыльные стулья. В коридор выходили несколько таких же, как и в музейном зале, узких дверей. На одной из них висела поблекшая, заляпанная белой краской табличка «Директор». На стене напротив — прошлогодний рекламный плакат «Ночи в музее».
— И что, к вам ходят на «Ночь в музее»? — удивленно спросила я, прежде чем успела прикусить язык.
— Ходят, — пожала полными плечами Ольга Николаевна. — Еще как ходят. У нас в Северо-Каменске, понимаете, не так много мест, куда можно пойти…
Она отперла последнюю по коридору дверь, над которой подслеповато помаргивал красный глазок сигнализации.
— Это хранилище исключительно для живописных работ, — сказала музейщица. — А сейчас, когда готовится выставка, здесь только полотна Порфирия Степановича. Вы пока осмотритесь, я сейчас вернусь. Надо отключить сигнализацию.
Хранилище представляло собой узкую и длинную комнату, оклеенную блеклыми обоями, с единственным зарешеченным окном в торце. В форточку был врезан пожелтевший от времени вентилятор. Пахло в хранилище старой бумагой, краской и пылью. На стене висел большой термометр, который показывал двадцать пять градусов тепла. После тяжелого вечернего зноя — приятная, ровная прохлада. Но я почему-то не чувствовала облегчения. Наоборот, напряжение, охватившее меня возле лабиринта, словно усилилось. Наверное, тому виной были полотна Бесчастного, окружавшие меня со всех сторон. Они — вместе с аурой их создателя — словно обрушивали на входящего всю страсть и весь смысл, который мастер постарался в них вложить.
Картины, приготовленные к выставке, были расставлены вдоль стен. Я тихонько прошла по комнате, разглядывая их. Порфирий Бесчастный был художником-самоучкой, и профессионалы того времени не принимали его всерьез. Правда, о его картинах очень хорошо отзывались Рерих и Бенуа, но часто случается, что отзываться и брать на выставку — не одно и то же. К тому же Бесчастный был очень замкнутым и странным человеком, избегал столиц и шумного общества — так что удивительного в том, что при жизни он не стал особенно популярен, а после смерти оказался почти забыт? Но автор единственной подробной биографии, которую я нашла на музейном сайте, не скупился на эпитеты. «Русский Уильям Блейк», «неоцененный русский визионер», «гений российской провинции»… Что правда, то правда, Бесчастный был настолько необыкновенной, самобытной личностью, что у некоторых современников возникали справедливые сомнения в его психическом здоровье.
Неужели эти полотна никогда не покидали Северо-Каменска? Я обвела комнатку взглядом. Фигуры на картинах словно застыли на миг, казалось, они вот-вот продолжат движение. При том, что рисовал Бесчастный несколько схематично, динамику ему удавалось передать великолепно. На многих картинах присутствовал Вагранский лабиринт, выписанный с документальной четкостью. Неоцененного русского визионера, похоже, этот археологический памятник притягивал как магнит. Я вспомнила давящее чувство, охватившее меня на пустыре, и невольно поежилась. Бесчастный во всех своих работах опирался на мифологию, причем им самим же и придуманную. Его миры были грандиозны, мрачноваты и полны притягательной силы. Я присела, разглядывая картины внимательнее. Кое-какие из них я запомнила, читая сайт. Когда-то еще доведется увидеть их в оригинале…
Рассказы победителей конкурса «Тайный Город — твой Город» в сборнике, посвященном самому легендарному миру отечественной городской фэнтези!
Юная Рита училась, общалась, жила. Но с приходом одного шамана все встало с ног на голову. Она вернулась домой. Заняла свое место в Кругу Тринадцати. Однако что-то не давало ей повода сидеть спокойно, и она постоянно вляпывалась в истории. И теперь ее мучают только три вопроса: зачем уничтожать Круг Тринадцати? Кто такой шаман Жинн и каким боком-припеком здесь ее бывший ректор? И кто же все-таки любит Риту, не обманывая? Закончено, но почти не редактировано.
Найти бабулю, догнать мечту и уничтожить проклятие — таков мой девиз на ближайшие полгода. Но как быть, если бабуля сбежала неизвестно куда, мечта махнула хвостом, а с проклятием вообще полное недопонимание — то ли оно есть, то ли его нет? Ринуться в гущу событий? Да мы всегда пожалуйста! Оказаться у эльфов? С превеликим удовольствием! Стать ведьмой? Как нечего делать! И не буду я эльфийской наследницей, если девиз мой не станет планом!
Штуковина, которую я нашёл на улице, оказалась пультом для перехода. Я принёс её домой и, нажав красную кнопку, переместился в первобытный мир брутальных воинов, сумасшедших шаманов и опасных существ. В мире, где жизнь ценится не дороже хорошего кинжала, нужно быстро думать и решительно действовать, ну а если на тебя повесили пожирающее проклятье, то придётся согласиться на всё, лишь бы выжить… Обычная жизнь стала для меня смертной скукой, пока не всплыли подробности о находке. Что же такое — этот пульт для перехода? И что случилось с тем парнем, который его потерял? .
Замкнутые в одном пространстве непримиримые враги никогда не смогут понять друг друга. Сумеет ли жестокий Наг, уничтоживший семью юного Ависа, выполнить задание до конца и свернуть хрупкую шею беглеца? 18+.
Парень из клуба был достаточно необычным. Красив, но давно не сопляк. Умён, но до грубого неприветлив. Неподходящие вещи и отсутствие косметики никак не вписывались в обстановку закрытого клуба… и всё же здесь он был своим. Альф игнорировал, попивая свои разноцветные коктейли, но со мной ушёл на пятой минуте разговора. Шлюха? Клофелинщик? Наркоман? Не первое, не второе и не третье.18+.
Бескрайние равнины, горы и дебри, могучие города Варнена остались позади, и отряду путешественников предстоит столкнуться с таинственной частью мира Инри. Нечто забытое, в глубине сокрытое, как и не бывшее, но вновь ожившее…. Могучая дикая природа, скрывающая в себе древних таинственных существ, и очень старая незавершённая история частью которой невольно становятся путники. Испытание на прочность на пределе сил и некто действующий стремительно и беспощадно. Всё это ожидает Вас во второй части трилогии.