Звезда - [71]

– Ради Бога, вся страна не может быть «красной». Кроме того, личные убеждения человека никого не касаются.

– Как ты можешь так говорить после смуты на Дальнем Востоке? Коммунисты – это самая большая угроза нашему миру. Или ты опять хочешь войны?

– Нет. Но мы говорим не о войне. Мы говорим об отношениях в нашей собственной стране. Что случилось со свободой выбора? А как же конституция? – Впрочем, он не любил говорить с ней о политике. Ему больше нравилось заниматься с ней любовью, или держать ее за руку, или просто сидеть с ней под луной. – Как бы то ни было, я не согласен с твоим отцом. – Они могли бы спорить часами, но его утомили долгий перелет и поездка на озеро. – Пойдем спать.

– Я все же не соглашусь с тобой, – засмеялась она.

– Можешь не соглашаться. В конце концов, тебе есть о чем подумать, кроме политики.

Она улыбнулась и пошла вслед за ним в дом. Но он слишком устал, чтобы заниматься с ней любовью, и не очень хотел возвращаться в Сан-Франциско. Там все напоминало ему о Кристел. Однако на другой день его мысли были далеко от Кристел, когда они катались по озеру на водных лыжах, обедали с друзьями семьи Барклай. А через день все были шокированы известием из Кореи. События эти назывались «полицейская акция правительства», но для Спенсера это звучало как «война». Сразу были набраны новобранцы и призваны те, кто находился в запасе. Когда Спенсер узнал об этом, он сразу понял, что это означает для него, а Элизабет ужаснулась, когда он сказал ей.

– Что ты наделал! – Огромные карие глаза блестели от слез.

– Я думал, что это не будет иметь значения, и хотел сохранить воинское звание. – Он оставался в запасе, а сейчас шел призыв резервников. В любой момент его могли отправить в Корею.

– А сейчас ты можешь отказаться от него?

– Нет, сейчас уже поздно. – Но он даже не предполагал, насколько поздно. Телеграмма о его мобилизации уже ждала его в конторе. Джордж Монтгомери позвонил днем, и Спенсер сообщил об этом Элизабет с мрачным видом. Он не боялся войны. В некоторой степени ему даже хотелось этого, но было безумно жаль расставаться с женой. Они женаты только две недели, а ему надо ехать в Корею. Он получил приказ явиться в Форт-Орд в Монтерей. У него было два дня, чтобы добраться туда. Элизабет была в шоке, а судья Барклай серьезно выслушивал новости.

– Если хочешь, я постараюсь вытащить тебя, сынок.

– Нет, сэр, спасибо. Я раньше уже служил на Тихом. Было бы несправедливо уклоняться от обязанностей.

У Спенсера были твердые убеждения на этот счет, а Элизабет изо всех сил старалась переубедить его. Они ведь только поженились, она не хотела его потерять. Но Спенсер оставался непоколебим:

– Я уверен, это ненадолго, любимая. Это не война, а полицейская акция.

– Это одно и то же, – продолжала настаивать она. – Почему ты не хочешь, чтобы папа сделал для тебя освобождение?

Она негодовала, умоляла отца, но тот ждал, чтобы Спенсер попросил сам. Честно говоря, он уважал его за этот выбор. Ему только жаль было дочь – не успела снять свой свадебный наряд, как мужа призывают на войну. Отцу это казалось чертовски несправедливым. Единственную пользу, которую, по его мнению, можно извлечь из-за отсутствия зятя, – отправить Элизабет обратно в Вассар. Ей осталось проучиться только год, и это займет ее, пока Спенсер будет в Корее. Он позвонил в Вассар и договорился обо всем на следующий же день, чем ужасно расстроил Элизабет. Она рыдала в своей комнате над жестокостью судьбы. За каких-то несколько дней у нее сквозь пальцы утекло все, чего она хотела. Она вышла замуж, а теперь муж уходит на войну, и она возвращается в школу, как будто ничего не случилось, как будто и не было свадьбы. Отец даже не позволял ей остаться в Нью-Йорке и жить на квартире Спенсера.

– Спенсер, я не хочу, чтобы ты уезжал.

– Я должен, дорогая.

Он был очень нежен с ней и втайне мечтал, чтобы она не предохранялась так тщательно. Он хотел бы оставить ее с ребенком. Ей было бы о чем думать и мечтать, заглядывая вперед, а ему прибавило бы смысла для возвращения. Но она, как всегда, пользовалась противозачаточными, а в критические дни месяца и его заставляла предохраняться. Она никогда не рисковала, а он с ней не спорил. Каждый из них думал о своем. Он должен отправляться в Форт-Орд, а она собиралась через несколько дней с родителями в Вашингтон.

– Могу я по крайней мере побывать с тобой в Монтерее?

– Это бессмысленно. Нам не позволят даже видеться.

Поезжай с родителями, отдохни немного перед возвращением в школу, и не успеешь оглянуться, как я буду дома. А в выходные ты можешь приехать в Нью-Йорк и остановиться в нашей квартире.

Она растерялась от всего случившегося, а он, с одной стороны, отчаянно желал ее, а с другой – ему не терпелось уехать. В какой-то степени ему нравилось товарищеское отношение на войне. В последнее время он втайне скучал за письменным столом на Уолл-стрит. Он ни с кем не делился этими чувствами, даже с Элизабет, но отправка в Корею приятно возбуждала его.

Элизабет поехала с ним в Монтерей и после долгого слезного прощания вернулась к родителям на озеро. Через несколько дней она улетела в Вашингтон. Он был по горло занят на курсах переподготовки, где их готовили к боевым походным условиям. Ему не удалось позвонить ей до ее приезда и по пути на Восток. Элизабет сидела со своими родителями и лила горькие слезы о муже. Мать смотрела на нее и сочувствующе гладила ее руку, подавая запасные свежие платочки, а отец спал почти всю дорогу. Он очень устал, а его ожидало много работы по возвращении. Для них всех это было бесконечное лето. Элизабет надеялась, что война в Корее не продлится долго. Она хотела начать жизнь со своим мужем.