Звезда - [62]

– Ты не видел Бойда и Хироко?

Он виновато покачал головой, ведь он дважды так и не смог попасть в долину.

– Нет, я только собирался. Я здесь лишь несколько дней. Как они, ты не знаешь?

Она печально улыбнулась, и он опять почувствовал, как внутри у него все перевернулось. Она была неискушенным ребенком и стала неискушенной женщиной. В ней были чувственность, нежность, женственность, которые возбуждали в нем желание оставаться с ней всегда и защищать ее, но была и изумляющая сила. Эта сила и помогала ей все перенести.

– На прошлой неделе я получила письмо от Хироко. Она ожидает еще ребенка. Думаю, они теперь хотят мальчика, но и Джейн у них такая прелестная.

Она рассказала ему несколько историй об их дочурке, а потом извинилась и пошла на сцену. Он обещал ее подождать. Он мог говорить с ней часами. Он не хотел уходить. Никогда. Он чувствовал, что нужен ей. Он хотел быть здесь для нее, подле нее.

Она, казалось, пела только для него, и ее голос проникал в самое сердце. В ней странно смешались сексуальность и невинность. Она сошла со сцены около часа ночи, и еще час они сидели и разговаривали, пока не закрылся ресторан. Спенсер предложил проводить ее домой. Он подождал, пока она переодевалась, и как будто оглянулся на прошлое, когда увидел ее в шерстяной юбке, белой блузке и клетчатом жакете, купленном ею в дешевом магазине. Она опять выглядела маленькой девочкой, но смотрела на него глазами женщины. Женщины, о которой он мечтал три года, которую не мог забыть. Женщины, которая мечтала о нем, всегда зная, как она его любит.

Они медленно подошли к дому, где Кристел все еще снимала комнату у миссис Кастанья, и долго стояли, разговаривая о его жизни в Нью-Йорке, его друзьях, о чем угодно. Потом он наконец обнял и поцеловал ее.

– Спенсер... – прозвучал в холодном ночном воздухе шепот Кристел, и Спенсер крепче прижал ее к себе, чтобы согреть и почувствовать ее всю. – Я мечтала о тебе все годы. Иногда мне казалось, если бы ты был рядом со мной, все было бы по-другому.

Но она смогла пережить это даже без него. За это он ее уважал. Она сама смогла сделать что-то для себя. Ему хотелось узнать, мечтает ли она по-прежнему о Голливуде, но спрашивать не стал.

– Я хотел быть здесь. – Он мягко дотронулся пальцами до ее лица и поднял его, чтобы заглянуть ей в глаза. – Я никогда не забывал наших встреч, часто думал о тебе и тоже надеялся, что ты меня помнишь. Я думал о том, как ты, должно быть, изменилась, может, вышла замуж.

Он не ожидал, что встретит ее одну, поющую в ночном клубе в Сан-Франциско, и был благодарен судьбе, приведшей его к ней. Ведь он мог вернуться в Нью-Йорк, не зная, что она здесь, не увидев ее. А теперь он не знал, что делать. Он приехал в Сан-Франциско, чтобы отпраздновать помолвку с Элизабет Барклай, а теперь стоит у дома на Грин-стрит со своей возлюбленной Кристел Уайтт.

– Я люблю тебя, Спенсер. – Она прошептала эти слова, как будто это был последний шанс их произнести, и он почувствовал, как тает его сердце.

Ну как ему было рассказать о другой девушке, на которой он собирался жениться? Ему хотелось всегда стоять здесь, держа ее в объятиях.

– Я тоже люблю тебя, Кристел... Боже... как же я тебя люблю!

Зачем он это сказал? Что он может ей обещать? Только побыть с ней немного, а потом вернуться в Нью-Йорк, к Элизабет. А почему так? Почему не быть с Кристел? Это было бы правильнее. В этот момент он понял совершенно определенно, что всегда любил только ее. Плевать, чего бы ему это ни стоило, он должен ей это сказать.

– Я люблю тебя с первой встречи, – и, произнеся эти слова, почувствовал облегчение, как будто все три года он искал ее, чтобы сказать их.

Ничто больше не имело значения. Ничто и никто.

Кристел отодвинулась от него и улыбнулась, заглянув .в глаза. Ребенок, которого он встретил тогда у качелей, превратился в женщину, и, обнимая ее сейчас, он понял, как отчаянно ее любит. Вопреки словам, вопреки здравому смыслу. Вопреки всему. Ему ничего не нужно, кроме нее.

– Я тоже часто думала о тебе все это время... какой ты был красивый тогда, когда впервые появился на ранчо, в белых брюках, в том красном галстуке...

Он не помнил, во что был тогда одет, а она помнила. Так же, как он никогда не забывал, что в первую их встречу она была в белом платье, а потом в голубом. Она вдруг, как будто прочитав его мысли и поняв причину его огорчения, подняла на него глаза и спросила:

– Когда ты уезжаешь в Нью-Йорк?

– Завтра утром.

Боже, как ужасно прозвучали эти слова. Ему хотелось быть с ней всегда. Всегда. Но теперь придется пересмотреть всю свою жизнь и разобраться с Элизабет. Правда, сейчас это не имело значения. Сейчас для него имела значение только Кристел. Он так долго надеялся на ее любовь и не решался жениться только потому, что ждал ее. Именно Кристел. Именно ее любви. Никто не может найти в этом здравый смысл, кроме него. А он нашел его, обнимая Кристел.

– А ты вернешься в Калифорнию? – Ее сердце бешено колотилось, когда она спросила его об этом.

– Да.

Их глаза встретились, и они долго смотрели друг на друга. Он понимал, что сейчас он уже возвращается. Ему придется выдержать немало объяснений, но ради этой девушки он готов пройти босиком по горячим углям.