Звезда по имени Алголь - [32]

Оттрепав хорошенько пойманного, он обычно затаивался на чердаке, поэтому приходилось спускаться по пожарной лестнице. Коврига побаивался пожарной лестницы, но всё же лез вслед за другими, так как Туловища он боялся ещё больше.

Это был не лучший путь, поскольку прямо напротив лестницы стояла во дворе садовая скамейка и на ней бессменно дежурили старушки. И было почти невозможно спуститься и остаться при этом незамеченными.

— Смотрите-ка! — поднимали они кудахтанье. — Что вытворяют сорванцы-то эти! Чей это впереди лезет? Никак Тамары Егоровны сынок? Вот я ей сегодня же доложу! А другие чьи же? А, знаю-знаю!

И в тот же день родители обо всем узнавали, и следовали неприятные разбирательства. Ведь лазить по пожарной лестнице не разрешалось.

5. УБЕЖИЩЕ

— Вот бы устроить какое-нибудь укрытие, чтобы от Туловища прятаться, — размечтался однажды Макапка, когда они в очередной раз пробрались на чердак.

— Где тут спрячешься? — лениво отозвался Коврига. — Хоть и темновато, но таких закоулков, как в подвале, нет. Ром, как думаешь?

Ромка не отвечал. Он внимательно разглядывал горизонтальные деревянные брусья под самым коньком крыши, которые держались на высоких наклонных стойках.

— Идея! — через минуту воскликнул он.

Все сразу оживились:

— Ну?! Скажи!

— Мы соорудим такое убежище, где никакой Туловище нас сроду не достанет. Значит, так. Нам нужны доски, ножовка, молоток, а лучше два, гвозди, верёвка.

— А у меня дома как раз есть книга по строительству! — обрадованно тряхнул кудрями Вадька. — Мой отец по ней дачу строил.

На стройке, которая развернулась на месте их бывшего катка, добыли доски. Попросту говоря, отодрали их от забора, окружающего серое бетонное строение. Через люк на последнем этаже Ромкиного подъезда втащили доски на чердак. Кто-то принёс из дому ножовку, кто-то — молоток и гвозди. Из Макапкиной книги узнали, между прочим, что наклонные опоры называются подкосами, а горизонтальные брусья, соединяющие вверху два подкоса, — ригелями. Подкосы и ригели подпирают стоящие шалашиком стропила, а на стропилах лежит уже сама крыша. Если мысленно убрать подкосы, то стропила и ригели образуют подобие буквы «А».

Работа закипела.

Макапка ловко вскарабкался по наклонному подкосу наверх с засунутым за пояс молотком и гвоздями в кармане и сверху бросил остальным верёвку, перекинутую через ригель. К одному её концу привязали первую доску. Боча потянул второй конец, и доска поплыла под конёк крыши, где в сумерках поджидал её Вадька. Когда он, балансируя на узких брусьях, прибил четыре доски, наверху стало возможно работать уже двоим.

Скоро весь пролёт между двумя ригелями был застелен досками. Получился настил, почти как на той опиленной сосне, только гораздо лучше. А по длине — в полтора Ковриги, как выразился Боча.

Ромке пришла мысль, что можно сделать ещё и стенки — переднюю и заднюю, — прибивая доски нижними концами к ригелю, а верхними — к стропилам. Боча с Ковригой снова отправились за стройматериалом.

В результате двухдневных трудов на чердаке, на высоте почти в два человеческих роста, появился не просто настил, а настоящая хижина, главное, совсем незаметная снизу. Крышей и боковыми стенками ей служила общая крыша, полом — настил между ригелями. Спереди и сзади она была плотно обшита досками, за исключением маленькой дверцы, прикреплённой на двух кусках резины (в качестве петель).

— Настоящий донжон! — восхитился Макапка.

— Это ещё что? — не понял Боча.

— Донжон — это самая защищённая, самая недоступная башня в крепости.

Так и есть: попасть в их донжон было непросто. Для этого надо знать, что на соседнем верхнем брусе лежит свёрнутая верёвочная лестница (перекладины на ней — обструганные ножичком палки) и что распустить её можно, потянув незаметный, лежащий на подкосе шнурок.

А внутри был маленький рай! Висящий на гвозде фонарик освещал уютное пространство — оббитый старым покрывалом пол, кучу одеял на нём, притащенных из дому, термос с чаем, сидящих по кругу Ромку, Бочу, Ковригу, Макапку и Колесика.

Чуть ли не до середины ночи рассказывали друг другу всякие истории, в основном почему-то страшные, прихлёбывали чай, грызли яблоки. При желании можно было полюбоваться усыпанным звёздами небом. Для этого достаточно было сдвинуть вниз лист шифера. Гвозди, которыми он был прибит к обрешётке, распилили пилкой по металлу. А чтобы лист не сорвало ветром, его каждый раз уходя крепко прикручивали проволокой.

Высунувшись наружу, можно было глотнуть прохладного ночного воздуху, обозреть, как будто через люк всплывшей из морских глубин подлодки окружающее пространство.

Если стоять во весь рост, то из люка торчали только голова и плечи. Но можно было и вообще выбраться наверх и полазить по крыше, которая выглядела куда таинственнее и опаснее, чем днём. А затем с удовольствием нырнуть в люк, светящийся изнутри желтоватым светом, точно рубка корабля, затерявшегося в безбрежном ночном океане. К приятелям, беззаботно о чём-то болтающим, приятелям, без которых не представить свою жизнь. Как не представить её и без этой огромной крыши, и без мигающего огоньками городка, и всего-всего вокруг…